наступил на пальцы.
- Кончать его надо, - буркнули сверху.
- Нет.
Снова Брюннер.
- Поднимите его.
И вздернули на ноги. Глаза у детектива заплыли, так что видел он смутно. Видел, как Брюннер сложил кулак, со вкусом примерился и врезал ему в челюсть. И еще раз. И еще.
- Не надо, - прохрипел И. - Вам это не понравится.
Брюннер рассмеялся, снова занес кулак и заорал, как будто его резали.
Не было фонаря, но И даже без фонаря видел, как белое пятно руки оплывает, как съедают плоть чернильные крапинки. То, что текло в жилах детектива вместо крови.
- Это какая-то кислота!
- Я его обыскивал...
- Смотрите!
В лицо ударил луч фонарика.
- У него кровь синяя...
- Да он не человек!
Над всем этим висел тонкий визг катающегося по земле Брюннера - чернильная синь разъела его ладонь до костей и ползла выше.
Детектива уронили на землю. Он приподнялся на локте - как раз вовремя, чтобы увидеть тусклый блеск ствола и ощутить горячий толчок, и снова, и снова.
- Уходим!
- Берите Брюннера...
- Оставьте его, это заразно...
Луч фонарика, заметавшись, вырубился, и навалилась тьма.
И не знал, сколько минут - или часов - он провел без сознания.
Когда И очнулся, небо на юге нерешительно серело. Однако ждать рассвета не приходилось - это был лишь смутный отблеск второго солнца, не встающего над здешними широтами. В серых сумерках грязь, в которой детектив лежал щекой, казалась особенно вязкой. И не сразу сообразил, откуда тут взялась грязь. Лишь пощупав рубашку, он ощутил на груди влажное. Две пули ушли в плечо, одна, кажется, застряла в ребре. Поднатужившись, И перевернулся на спину. Он хотел не закричать, но не закричать не получилось. На крик никто не откликнулся. Детектив развернул голову и обнаружил в паре метров от себя смятый ком одежды, замазанной синькой - все, что осталось от вершителя судеб вселенной Герберта Брюннера.
- Как вы яхту назовете, - пробормотал И.
Рассмеявшись, он чуть снова не потерял сознание от боли в ребрах.
И не был человеком. Но больно ему было по-человечески. Это приходит со временем, боль.
Спустя некоторое время И поднялся и пошел, шатаясь. Сломанная рука свисала плетью. И мотало от фонаря до фонаря, от одной живой изгороди, пахнущей жасмином, до противоположной. Боль, как ни странно, почти утихла. В какой-то момент из тумана вынырнуло светлое платье. Женщина с васильковыми глазами сказала И, что напугана. Что ей не нужно другой судьбы. Что пусть И даже не пытается, она не хочет и все. А вообще, быть богатой вдовой - это чертовски здорово. С И она не останется ни за какие коврижки, потому что И страшный и не человек вообще. Детектив знал, что никакой женщины нет, что над ним просто насмехается туман. Сырость вредит рукописям. И снова расхохотался. Боль вернулась.
Детектив шел, пока не уткнулся лицом в жасминовый куст. Кажется, это был тот самый куст, за которым укрывался плюгавый шпик в шляпе. Кажется, даже шляпа свисала с верхней ветки. И протянул руку, снял шляпу и нахлобучил себе на голову. Шляпа оказалась чуть- чуть тесна, но в целом подошла. Так, в чужой шляпе, он и вывалился на площадь.
Перед запертой дверью молельного дома стоял скутер. В седле скутера сидел некто, на ком тоже была шляпа - фетровая, с трапециевидной тульей и узкими полями, с лентой, за которую заткнуто было роскошное гусиное перо. А, может, и не гусиное.
Вежливо приподняв свою шляпу, И по-шутейски раскланялся, чуть при этом не рухнув.
- Вы пьяны, - брезгливо сказал некто в седле скутера.
- Прозрачней стекла, - честно возразил И.
- От вас несет виски. Вы грязны и смахиваете на дешевого клоуна.
- А вы, значит, на дорогого? - огрызнулся И.
Некто в седле ему не понравился. Слишком уж высокомерное у него было выражение физиономии, и брови задирались недоуменно и презрительно. Вдобавок, весь он был какой-то серый, как серая грязь под щекой И в несчастливом месте у дороги. Сам И предпочитал белое или черное, под настроение.
- Посмотрите, до чего вы себя довели, - сказал обладатель щегольской шляпы. Нет, я понимаю, что к высшим иерархиям вы никогда и не принадлежали, но общение с людьми испортило вас окончательно.
- К каким иерархиям? - хмыкнул И. - Я гляжу, при падении ты, друг, ударился головенкой. Или на тебя подействовали бредни чокнутого мистера О'Меллори? Не вообразил ли ты себя ангелом божьим, Михаилом-Архистратигом? Хочу разочаровать тебя, парень. Ты буква, так же, как и я. Всего лишь буква. А все буквы, по определению, равны.
- Я есмь Омега, - важно возгласил сидящий на скутере. - Последняя литера небесного алфавита. А ты и до 'иже' сейчас не дотягиваешь. Для меня ты не больше, чем для тебя - какой-нибудь значок в коде местной инфосети.
- Тем не менее, ты прислуживаешь выжившему из ума пророку несуществующей религии. Ты вообще соображаешь, что он нацарапал твоим перышком? Что ты себе позволяешь, Омега?
Вытащив из-за тульи шляпы перо, гость задумчиво на него уставился.
- Это неважно. Старик скоро умрет и все смоется дождем.
Подняв голову, он добавил:
- Мир людей несущественен и потому забавен. Я даже нашел себе место в тирольском хоре. Так мало осталось настоящих тирольцев. Дирижер говорит, что у меня небесный голос. Серебро и ангельские трубы, говорит он.
- У тебя не все дома, - мрачно заметил И.
- У меня-то дома как раз все прекрасно, - ухмыльнулся Омега. - У меня даже есть возможность их навещать, пусть и раз в двенадцать лет. Ты догадался правильно. Вчера я забрал перо для своего путешествия, и вот сегодня возвращаю. Но возвращать его мне придется еще недолго, ведь старик умирает. А где твои крылья, И?
И не ответил.
Омега печально покачал головой.
- Признайся - они сгорели. Мои тоже почти сгорели. Если бы не бедный сумасшедший, любитель глядеть на звезды и верить в несуществующее, я лишился бы и последнего перышка. Зовущий себя Иеремией помог мне его сохранить. Разве этот поступок не стоит благодарности?
И покачал головой.
- Не такой.
- Не такой? - Омега снова усмехался. - А что бы ты сам отдал за одно перо?
Фальшивый рассвет подмигнул и сгинул на юге. Небо снова заполнилось чернотой. Звезды валились на дранку крыши и скатывались тяжелыми росяными каплями. Кап. Кап. Кап-кап. И не ответил, но Омеге и не нужно было ответа.
- Вот видишь. А ведь я могу помочь тебе. Одним росчерком. Хочешь? Хочешь, я сделаю так, чтобы эта женщина, Ева, осталась с тобой навсегда? Или нет, хочешь, я верну А и Б? Тебе ведь, наверное, одиноко без них там, на Трубе. Конечно, они будут не совсем такими, как прежде, но разницы ты не заметишь. Старик ждет меня только с рассветом, так что время еще есть. Решай.
Вечно похохатывающий толстяк, балагур А. Задира, нервный игрок Б. Да, с ними было бы легче.
И развернулся на каблуках и пошел прочь. Он надвинул шляпу на лоб и шагал, посвистывая, и небо над ним бушевало звездопадом. На небе было больше дыр, чем звезд - но что такое звезды без черноты между ними?
Елена Касьян
Рисковое дело
На самом деле, мне совсем не нужна шапка. Ещё совсем не холодно на улице. Вообще, октябрь в этом году тёплый и не дождливый, и только к ночи становится немного зябко. Шапка нужна Фильке – у него хронический гайморит. Тётя Вера говорит, что в райцентре таким, как он, голову сверлят. Мне представляется Филька с дыркой в голове, и от этой картинки становится не по себе. Я надвигаю шапку поглубже на лоб.
– Ну, давайте быстрее уже, пошли уже, пока Люська не видит, – говорит Дзюба, выталкивая меня за калитку. – Скоро батя придёт, и тогда всё.
Мы бежим вниз по улице, и Филька сразу отстаёт. Он очень худой и длинный, и смешно размахивает руками, и руки как будто живут своей отдельной жизнью. Сперва мне казалось, что такие длинные руки и ноги должны помогать ему быстро бегать, но получается, что они только мешают.
Сегодня у нас рисковое дело. Если перейти Козий мост и свернуть за гаражи, там будет «казённый сад» (так его у нас называют). Он обнесён высоким забором, и кому принадлежит, непонятно. Говорят, он относится к райцентру и сторож там тоже «из ихних». Собаки у сторожа нет, и это, конечно, большая удача. В том саду растут какие-то необыкновенные яблоки со вкусом груши. Нам рассказал об этом Филька, потому что его мать эти яблоки покупала несколько раз «по блату».
Фильке, вообще, в этом смысле с матерью повезло. У каких-то секретных перекупщиков она время от времени покупает дефицитные шмотки и обувь, которые потом перепродаёт знакомым. Все свои парики тётя Вера покупала у неё «по блату». А у самого Фильки частенько водятся импортные жевательные резинки, которые у него можно на что-нибудь выменять (тут уж как сторгуешься).
По всем этим причинам мы и взяли Фильку с собой, когда он напросился. Хотя мы не очень-то и дружим. Но Дзюба сказал, что не надо портить отношения, тем более, что он просто постоит на стрёме.
Люська появляется, когда мы с Дзюбой курим под мостом ворованную у отца папиросу, а Филька пытается объяснить нам, где находится нужный лаз в заборе.
– А я папке скажу, что ты меня оставил во дворе одну! – говорит Люська и показывает Дзюбе язык. – А ещё скажу, что вы курили!
Недавно у
