Передышка

А она знаешь что ответила? «Ты,— говорит,— это про кого? Про слабака про

моего?» Хуже всего, что она права, Франсиско — он и в самом деле слабак. Оттого

меня и совесть не очень гложет. Вот ты как бы поступил на моем месте?»

Я бы на его месте поступил просто: во-первых, не взял бы в жены такую

дуреху, какова его супруга, а во-вторых, меня бы не соблазнили дряблые прелести

другой матроны. И потому я ничего не сказал, кроме обычных пошлостей. «Будь

осторожен. Учти, что тебе от нее потом не отделаться. Если не боишься поставить

под угрозу свою семейную жизнь, можешь отдаться чувству; но если семья тебе

дороже, лучше не рискуй».

Он ушел расстроенный, озабоченный, весь в сомнениях. Я, однако же, думаю,

что лоб Франсиско в ближайшее время украсится рогами.

Воскресенье, 14 апреля

Сегодня утром сел в автобус и доехал до перекрестка улиц Аграсьяда и

Девятнадцатого апреля. Давненько не бывал я здесь. Показалось, будто попал в

чужой город. И только теперь догадался, что привык жить в районе, где на улицах

нет деревьев. И до чего же нестерпимо холодно на наших улицах.

Одна из самых больших радостей в жизни — смотреть, как солнце

пробивается сквозь листву.

Славное сегодня выдалось утро. Но после обеда я лег отдохнуть, проспал

четыре часа и поднялся в дурном настроении.

Вторник, 16 апреля

По-прежнему не могу понять, чем привлекает меня Авельянеда. Сегодня учил

ее. Походка ее легка, движение, которым она поправляет волосы, исполнено грации,

а щеки в пушке, будто персик. Что она делает со своим женихом? Или, вернее, что

31

он делает с ней? Держатся они друг с другом с приличной скромностью или,

напротив того, сгорают от страсти, как оно и положено? Что за лакейское

любопытство? Зависть?

Среда, 17 апреля

Эстебан считает, что, если я хочу получить пенсию к концу года, надо начинать

хлопоты уже сейчас. Он говорит, что постарается помочь, подтолкнуть, но все равно

дело займет много времени. Подтолкнуть — это, по-видимому, означает кого-то

подмазать. Неприятно. Конечно, главный подонок и взяточник—тот его приятель, но

ведь и я—дающий—тоже не без греха. Эстебан утверждает, что надо подчиняться

требованиям мира, в котором живешь. То, что по законам одного мира считается

честным, по законам другого — просто глупость. Наверное, он прав, только тяжко

мне от его правоты.

Четверг, 18 апреля

Приходил инспектор, вежливый, усатый. Никак нельзя было ожидать, что он

окажется таким дотошным. Сперва попросил всего лишь сведения по балансу на

последнюю дату его составления, а кончил тем, что затребовал все данные

аналитического учета. С утра до конца рабочего дня я таскал старые, истрепанные

книги. Чудо просто, а не инспектор! Улыбается, извиняется, говорит «Сердечно вас

благодарю». До того обаятельный, прямо сил нет. Чтоб он сдох! Сначала я ужас как

злился, отвечал сквозь зубы, а про себя ругался на чем свет стоит. А потом

нахлынуло совсем другое, и я позабыл свою злость. Я понял вдруг, какой я старый.

Цифры первых балансов тысяча девятьсот двадцать девятого года написаны моей

рукой; вот эти контракты и встречные договоры в регистрационной книге записывал

я; и отмечал карандашом транспорт1 в кассовой книге тоже я. В те времена я был