Сегодня, как обычно 24 апреля, провели вечер все вместе. Причина веская —
день рождения Эстебана. Все мы, кажется, старались веселиться. Сам Эстебан не
раздражался, рассказал пару забавных историй и мужественно перенес наши
объятия.
Гвоздем вечера был ужин, приготовленный Бланкой. И это, конечно, тоже
немало способствовало поднятию настроения. Ничего удивительного: цыпленок по-
португальски настраивает человека на оптимистический лад, а картофельная
лепешка — нет. Давно бы следовало какому-нибудь социологу догадаться и
проанализировать тщательнейшим образом, как пищеварение влияет на
уругвайскую культуру, экономику и политику. Как мы едим, господи боже мой! В
радости едим, в горе едим, едим от страха, едим от растерянности. Все наши
переживания связаны в первую очередь с пищеварением. И наш врожденный
демократизм тоже основан на старинном изречении: «Каждому надо есть». Наши
верующие не слишком тревожатся, простит ли им господь бог их грехи, зато они на
коленях, со слезами на глазах молятся о хлебе насущном. И я совершенно уверен,
хлеб насущный для ни отнюдь не символ, а самая что ни на есть конкретная буханка
в килограмм весом.
Так вот, мы вкусно поужинали, выпили доброго кларета и поздравили
Эстебана. В конце ужина, когда каждый не спеша помешивал свой кофе, Бланка
вдруг выпалила новость: у нее есть жених. Хаиме глянул как-то странно, непонятно.
(Кто такой Хаиме? Что собой представляет? К чему стремится? Не знаю.) Эстебан
весело спросил, как зовут «этого самоубийцу». Я, кажется, обрадовался и не стал
34
этого скрывать. «Когда же мы познакомимся с твоим дурачком?» — спросил я.
«Видишь ли, папа, Диего не станет делать положенные визиты по понедельникам,
средам и пятницам. Мы с ним видимся в разных местах: в центре, у него дома,
здесь». Мы все, видимо, нахмурились, когда Бланка произнесла слова «у него
дома», потому что она поспешила прибавить: «Не пугайтесь, он живет с матерью».
«А мать что, никогда не выходит из дому?» — спросил Эстебан, начиная злиться.
«Отстань,— отвечала Бланка и повернулась ко мне: — Папа, я хочу знать — ты мне
веришь? Я дорожу только твоим мнением. Веришь мне?» Когда меня спрашивают
вот так, в упор, я всегда отвечаю «да». И дочь это знает. «Разумеется, верю»,—
сказал я. Эстебан хмыкнул, желая, видимо, показать, что продолжает сомневаться. А
Хаиме молчал.
Управляющий опять собрал всех заведующих отделами. Суареса не было, у
него, к счастью, грипп. Мартинес воспользовался случаем и высказал все напрямик.
Молодец. Я восхищаюсь его энергией. Мне вот в глубине души тысячу раз плевать и
на контору, и на должности, и на повышения, на всю эту чепуху. Делать карьеру я
никогда не стремился. Мой тайный девиз: «Чем ниже должность, тем меньше
хлопот». В самом деле, без высоких постов легче живется. Но все равно Мартинес
поступил хорошо. К концу года освободится место заместителя управляющего, и из
всех заведующих отделами претендовать на этот пост могут только я, Мартинес и
Суарес, как самые старые работники. Меня Мартинес не боится, он знает, что я
ухожу на пенсию. Суареса, напротив того, очень даже боится, и не зря, потому что с
тех пор, как тот связался с Вальверде, он заметно пошел в гору: с должности
помощника кассира его в середине прошлого года перевели на должность старшего
клерка, а через каких-нибудь четыре месяца он стал уже заведующим экспедицией.
Мартинес понимает, что единственная возможность спастись от Суареса — начисто
