уравновешенной, понимаешь, мне кажется, ты просто жалкий, бессильный, а у меня,
я чувствую, много сил, но я не знаю, куда их деть, что с ними делать.
смирился, ты стал бесцветным, и прихожу в ужас, потому что знаю — ты не
бесцветный. Во всяком случае, не был бесцветный». Я отвечал (что другое мог я
сказать ей?): «Ты права, уходи от нас, из нашего мира, я с радостью слышу, как ты
кричишь, протестуешь, мне кажется, будто я слышу свой собственный голос из
давних лет». Она улыбнулась и сказала, что я очень хороший, и обняла меня за
шею, как в прежние времена. Совсем еще девочка.
Управляющий вызвал пятерых заведующих отделами. В течение сорока пяти
минут он говорил о низкой производительности труда наших служащих. Дирекция
поручила ему следить за работой персонала, и он не намерен впредь допускать,
чтобы из-за нашего небрежения (с каким удовольствием он четко произнес слово
«небрежение») его репутация пострадала без всяких на то оснований. Таким
образом, начиная с сегодняшнего дня... и так далее, и так далее.
Что он имеет в виду, говоря о низкой производительности труда? Я по крайней
мере могу утверждать: мои люди работают. И не одни только новички, а и старые
служащие тоже. Конечно, Мендес читает детективные романы: ловко пристраивает
книгу в средний ящик письменного стола, а в правой руке все время держит наготове
ручку на случай появления кого-либо из начальства. Это правда. Муньос, когда его
посылают в Налоговый отдел, пользуется случаем и заходит минут на двадцать в
пивную, передохнуть немного и выпить кружку пива. И это правда. А Робледо,
отправляясь в уборную (всегда точно в четверть одиннадцатого), прячет под куртку
какой-нибудь иллюстрированный журнал или спортивную страницу. Это тоже правда.
Но правда и то, что работа у нас всегда выполняется как следует, что в часы, когда
дело не ждет и пневмопочта беспрерывно приносит банковские документы, все
работают быстро, дружно, будто спортивная команда. Каждый в своей области знает
все до тонкости, я полностью на них полагаюсь и не сомневаюсь, что все делается
как надо.
В кого метил управляющий на самом деле, я прекрасно понимаю. Экспедиция
10
работает через пень колоду, она просто не выполняет своего назначения. Проповедь
управляющего относится к Суаресу, но для чего же было вызывать нас всех? Почему
мы обязаны отвечать за Суареса, если только он один и виноват? Дело, разумеется,
в том, что управляющему, как и всем нам, известно, что Суарес спит с дочкой
генерального директора. Она недурна, эта Лидия Вальверде.
Нынче ночью, после тридцатилетнего перерыва, снова видел во сне тех, в
капюшонах. Четыре года мне было, а может, и меньше, мучились со мной — никак я
не хотел картофельное пюре есть. И вот бабушка придумала воистину оригинальный
способ, чтобы заставить меня проглотить все без возражений. Наденет, черные
очки, длиннющий дядюшкин плащ, капюшон накинет на голову, подойдет в таком
виде снаружи к окну и постучит. У меня душа в пятки уходила. А служанка, мать,
тетка все хором кричат: «Дон Поликарпа пришел!» Доном Поликарпо называлось
чудовище, которое наказывает тех детей, что не хотят есть. Оцепенев от ужаса, я
собирал последние силы и, с немыслимой быстротой двигая челюстями, старался
как можно покончить с огромной порцией безвкусного пюре. Бабушкин метод
устраивал всех. Помянут дона Поликарпо — и будто кнопку и какую-то волшебную. В
конце концов это сделалось всеобщей забавой. Если приходила гостья, ее
