Я буду смотреть на нее и не буду ревновать ни к кому, только к самому себе,
к сегодняшнему, ревнующему ко всем. Мы вышли на улицу — я, Авельянеда и мои
пятьдесят лет,— я повел ее и их прогуляться по Восемнадцатой улице. Я хотел,
чтобы меня видели рядом с ней. Кажется, мы не встретили никого из конторы. Зато
встретили жену Вигнале, одного из приятелей Хаиме и двух родственников
Авельянеды. Вдобавок (вот где ужас-то!) на углу улиц Восемнадцатой и Ягуарон
мы наткнулись на мать Исабели. Трудно поверить: прошли долгие, долгие годы,
оставили следы на моем и на ее лице, и все равно всякий раз, когда я встречаю эту
женщину, у меня по-прежнему сжимается сердце; даже не сжимается, а колотится,
полное ненависти и бессилия. Мать Исабели непобедима, настолько непобедима,
что мне ничего не оставалось, как только снять шляпу и поклониться. Она
поклонилась в ответ, сдержанно и с тем же злобным выражением лица, что
двадцать лет назад, после чего буквально пронзила Авельянеду долгим изучающим
взглядом, в котором уже заранее был написан безжалостный приговор. Авельянеда
114
пошатнулась, будто ее толкнули, вцепилась в мою руку, спросила, кто это. «Моя
теща»,— сказал я. В самом деле, эта женщина — моя первая, и единственная, теща.
Даже если я женюсь на Авельянеде, даже если бы я никогда не был мужем
Исабели, все равно она — моя Пожизненная Теща, навсегда, до конца моих
дней, высокая, сильная, решительная дама семидесяти лет, неизбежно, самой
судьбой предназначенная — посланная, конечно, тем самым свирепым богом,
которого, я надеюсь, все же нет,— напомнить мне, в каком мире я живу, напомнить,
что мир этот тоже глядит на нас изучающе и во взгляде его тоже написан
безжалостный приговор.
Мы вышли из конторы почти одновременно, но идти в квартиру она не
захотела. Простужена. Мы отправились в аптеку, и я купил ей настойку от кашля.
Потом сели в такси, она вышла за два квартала от своего дома. Боится, как бы отец
не увидел. Прошла несколько шагов, обернулась и весело махнула мне. В сущности,
само по себе все это не так уж важно. Но жест ее был исполнен доверия, исполнен
простоты. И мне стало хорошо, я ощутил спокойную уверенность — мы по-
настоящему близки друг другу. Наверное, мы все равно беспомощны, но истинная
близость существует.
Авельянеда не пришла в контору.
Сантини опять начал исповедоваться. Противно и в то же время забавно.
Говорит, что сестра больше не будет плясать перед ним в голом виде. У нее теперь
есть жених.
Авельянеда не пришла и сегодня. Кажется, мать звонила, но меня не было,
она говорила с Муньосом. Сказала, что у дочери грипп.
Сегодня я не на шутку затосковал по ней. В отделе зашел о ней разговор, и я
вдруг почувствовал, как невыносимо, что ее нет.
115
И сегодня Авельянеда не пришла. Днем я зашел в квартиру, и в пять минут
мне стало ясно все. В пять минут исчезли мои опасения. Я женюсь. Те доводы, что я
приводил сам себе и в разговорах с ней,— пустяки, все на свете пустяки, важно
