за ужин. Ну, повеселимся мы на этот раз!»
На белых простынях, которые сушились во дворе, были пятна крови.
Половицы гремели под тяжелыми шагами ходивших по дому людей; хлопали двери; раздавались низкие голоса, говорившие что-то с заметным техасским акцентом.
Кровь на белых простынях.
Безумие, слепой ужас и смерть.
Эрин отбивалась, как только могла, — и ногами и руками. Ей показалось, что она вырвалась, но на самом деле руки, которые втащили девушку в фургон, просто отпустили ее.
Перед Эрин стояла хозяйка фургона. На вид — лет сорок. И, мягко говоря, немаленькая женщина. На ней было простенькое платье без рукавов, которое сидело на ее слоновьем теле не лучше, чем если бы она просто-напросто нацепила ситцевый мешок. Волосы у женщины были густые и длинные, но на ее огромной голове они смотрелись как дешевый парик. Шея у хозяйки была такая толстая, что создавалось впечатление, будто подбородок сразу переходит в грудь.
Но, несмотря на толщину и чрезвычайное уродство, эта женщина следила за своей внешностью. У нее был хороший макияж, а очки, похожие по форме на кошачьи глаза, лет десять назад считались очень модными. Но даже если не касаться внешности хозяйки прицепа, между ее собственными габаритами и размерами ее жилища существовало настолько заметное противоречие, что смотрелась она в нем, как корабль в бутылке; непонятно как вообще умудрилась забраться внутрь.
Внезапно Эрин закричала. Она прекрасно знала, что будет, если немедленно чего-нибудь не предпринять. Но как, как это объяснить? На объяснения не было времени. Как вообще можно рассказать другому человеку о том, что за тобой гонится, размахивая бензопилой, псих в маске, сделанной из лица твоего парня. Как? КАК? Нельзя терять ни секунды: убийца все ближе и ближе.
Эрин вся тряслась. С ее губ срывались только стоны и бессвязные слова.
«Где он?»
Эрин подбежала к ближайшему окну и выглянула в щель между занавесками, но ничего не увидела, — только собственное отражение в стекле. Снаружи было слишком темно. Она отгородилась руками от света, пытаясь что-нибудь разглядеть. Бесполезно. Эрин быстро подбежала к другому окну, потом к следующему. Хозяйка фургона удивленно следила за действиями своей гостьи.
— Успокойся и присядь, — сказала она, указывая на старое кресло. — Меня зовут Генриетта.
Эрин внезапно остановилась и посмотрела на хозяйку с таким видом, словно только что ее заметила. Впрочем, внутреннее убранство прицепа она до сих пор тоже не замечала.
Довольно уютный домик, но весь забит каким-то хламом, какой-то ужасной безвкусицей. Гипсовая статуэтка, изображающая обнаженную женщину. Куча фотографий. Все в рамках. Часть фотографий висела ка стенах, часть стояла на столике, часть — на полках. Рамки были самые дешевые, но все эти мелочи делали фургон значительно уютнее. Кроме того, у Генриетты имелось несколько ваз, часы, посуда с простеньким орнаментом. Ничего необычного. И она…
«Дверь осталась открытой!»
Эрин подбежала к двери, быстро ее захлопнула и закрыла на замок. Затем девушка схватила кресло — то самое, которое ей предложила Генриетта, — и прижала им дверь так, чтобы нельзя было повернуть ее алюминиевую ручку. Эрин не была уверена, выдержит ли эта дверь напор сумасшедшего монстра, но зато точно знала, что сама приложит все усилия для того, чтобы не пустить убийцу внутрь.
Девушка снова прижалась лицом к одному из окон и стала всматриваться в темноту.
— Помогите мне, пожалуйста, — взмолилась она, наконец овладев своим голосом.
Внезапно раздался пронзительный свист, наполнивший собой весь прицеп. Эрин взвизгнула, не успев осознать, что это просто-напросто чайник со свистком.
— Выключите эту штуку! — закричала она. — Не то он нас услышит!
Генриетта не понимала, о чем говорит Эрин, но тем не менее быстро пошла в кухоньку, располагавшуюся в задней части прицепа, и выключила газ. Свист тут же замер и сменился гробовой тишиной.
Когда Генриетта вернулась, она увидела, что Эрин ходит из стороны в сторону, смотрит в окна и оглядывается на дверь. Гостья всматривалась в темноту, прислушивалась к тишине — она явно чего-то ждала. Женщина не могла понять, что здесь происходит. Эрин не представилась и ничего не объяснила, но было совершенно очевидно, что девочка в шоке. Генриетта знала, как с этим бороться. Она оставила девушку метаться по комнате и снова отправилась на кухню.
Эрин слышала, как Генриетта ходит там и что-то делает. Что-то гремело, стучало, звенело. Генриетта что-то переставляла на столе. Эрин хотелось, чтобы хозяйка перестала шуметь: нужно было прислушаться к тому, что происходит снаружи. Еще секунда — и на них обеих нападет это чудище.
Несколько секунд спустя Генриетта вернулась.
— Ничто так не помогает успокоиться, как чашка крепкого чая, — мягко сказала с сильным техасским акцентом.
В руках у женщины была чашка чая, она протягивала ее Эрин. Но девушка даже не обратила на это внимания. По-прежнему держа в руках чашку, Генриетта всей своей тяжестью села в кресло, — в то самое, которым Эрин приперла дверь. Старые пружины застонали. И кресло придвинулось еще ближе к двери.
— Успокойся, — мягко сказала хозяйка. — Никто теперь сюда не войдет.
Эрин понимала, что Генриетта хочет этим сказать. Женщина просто пытается ее успокоить. Впрочем, она действительно такая огромная, что ни один нормальный человек не смог бы открыть эту дверь, пока она сидит в кресле. Но что она будет делать, если к ней в дверь постучатся не кулаком, а бензопилой? Нет, Генриетте не удалось переубедить свою перепутанную гостью: она же не видела, от кого Эрин только что убегала.
Девушка еще раз окинула взглядом жалкий прицеп.
— Мне нужно позвонить!
Генриетта размешивала сахар и улыбалась.
— У меня нет телефона, — объявила она. — С техникой всегда столько хлопот.
Эрин ударила кулаком по столу.
— Нет?! — закричала она. — Нет?! Но он же убьет нас! Он убьет нас обеих!
Генриетта покачала головой:
— Нет. Не убьет. Он знает, что лучше держаться подальше от этого места. Поверь мне.
«Нет… не… убьет?
Он знает… что лучше… держаться подальше… от этого места?
ПОВЕРЬ МНЕ?
Эрин даже не сразу поняла, что значат только что сказанные слова. Сперва девушка просто не поверила в то, что она действительно это услышала. Этого просто не может быть. Как это возможно?
— Что? — переспросила Эрин. — Вы его знаете?
— Все, кто здесь живет, знают этого бедного мальчика.
Эрин показалось, что она сейчас или потеряет сознание, или сойдет с ума. Это было уже слишком. Прицеп, Генриетта. Просто безумие какое-то. Самое страшное — это то, каким тоном она говорит об этом… этом… этом…
«Они хоть об одном и том же человеке говорят?»
— Бедный… КТО?
После крика и бега, после всего этого кровавого месива, после воя бензопилы, от которого холодела кровь, это спокойствие, это одомашненное, уютное безумие. Похоже, эта женщина такая же сумасшедшая, как и все остальные здесь.
О какой надежде можно теперь говорить? О каком спасении? Может быть, это Эрин сошла с ума? И это ее пора отправлять в сумасшедший дом? Может быть… Может быть, все это ей просто снится?
Генриетта широко улыбнулась:
— Просто он выглядит… ну, не так, как все, после всего, что произошло.
«О чем она говорит?
