— И дети есть?
— И дети. Трое.
Замшевый завхоз оторопело смотрит на меня, потом восхищенно:
— Темпераментная!
Я отскакиваю от него, выскакиваю из театра. Следом голос вахтерши:
— Подождите! Куда вы! Спустился главный режиссер...
Я уныло возвращаюсь и что-то невнятно бормочу в лицо главному: что оставила троих детей, что привезла пьесу, что, по его книге судя, он ищет современную пьесу... Он слушает меня, берет машинопись и устало отвечает:
— Хорошо. Звоните мне. Я вам что-нибудь скажу.
Забыв записать телефон, я еду за билетом. Пора домой, к детям.
Воскресенье.
— Мама приехала!!!
Прибежали все. Чмоки, смех, визг, шум, кто-то же мяукает. Старшая несет свою тетрадь по письму:
— Смотри: большая пятерка!
— Ты все еще не понимаешь: дело не в размере в самой оценке. Поняла?
Она моментально переводит разговор:
— Ну как, приняли твою пьесу?
— Нет, детонька, не приняли.
— А что говорят?
— Мрачная слишком.
— Ну вот! Я говорила, что сказку про белое-черное радио и гроб па колесиках не нужно вставлять, а ты все: расскажи да расскажи! Ты сильно расстроилась? Мы тебя сейчас развеселим! У нас появился котенок!
— Что? Я сойду с ума. Если бы мы хоть жили на первом этаже!
— Не беспокойся. Он ходит прямо в унитаз.
— Если бы еще за ручку дергал!
— Мама, этот котенок вырастет и будет ловить мышей.
— Но у нас нет мышей.
— Мы разведем.
— Это уже другой разговор. Тогда пусть остается. Света, не плачь, котенок останется у нас. А я напишу пьесу для детей — светлую. Иди ко мне, моя маленькая!
Но маленькая не обращает уже на меня никакого внимания, она гладит котенка, приговаривая: “Иди ко мне, к своей маме! Я мама, ты — мой сынок”.
Испуганно кричу мужу:
— Что с ребенком?
— Нормальная девочка, готовит себя к семейной жизни. Не всем же быть писательницами, правда?
— Вижу, как ты устал. Ну, иди, полежи, расслабься. Я дома.
Человек, которого не видят кошки
Однажды какого-то ясновидца в Пентагоне журналисты прижали к стенке, и он сказал им все: третьей мировой войны не будет, а будет всемирное правительство, во главе — Зусмановиц...
— Боже мой! — говорила теща Никиты, слушая его с каким-то деревенски-юродивым скептицизмом. — Да пусть оно все будет, как Бог хочет!
А мы с мужем — к досаде Никиты — ничего не говорили, потому что у меня часто пропадало молоко. Диссертация тоже пропадала.
— Возьми мертвую воду — это такая, в которой долго стояли цветы... смочи у своего шефа край одежд. Человек начинает чахнуть, — советовал Никита.
— Я еще могу письмо в редакцию написать, что шеф меня криком довел... Но и то не буду, — отвечала я.
Никита в замешательстве оттянул кожу на шее:
— Смотрите сами! Я предложил, остальное — дело ваше.
— Представляю: идет моя жена по университету и направо-налево брызгает мертвой водой, — начал изображать мой муж.
