И завели. Точнее, накормили пару раз общежитского кота Ворона, и он не захотел уходить от нас. Никиту кот встречал по-боевому: шерсть дыбом, рычание.
— Я для кошек не существую, потому что каждое утро чищусь: сам убираю все ненужное, — говорил Никита.
Он часто бывал у нас, сбегая от стирки, а вообще защищался от домашних дел щитом из трех слов: сеанс, эксперимент и карма.
Сеанс — жена и теща Никиты не должны его трогать, но сами могут делать все, что хотят.
Эксперимент — жена и теща должны положить дочку в коляску и уйти гулять.
Карма — жена не должна обижаться на Никиту, потому что такова ее и его судьба.
И жена не обижалась. Она была аспиранткой кафедры философии, а если смотреть на жизнь философски, то можно ужиться даже с Никитой. Вообще жена верила всему, даже если Никита в шесть вечера уходил... на зондирование печени.
— Какое зондирование так поздно? — удивилась я, но встретилась взглядом с тещей Никиты, который говорил всегда одно и то же: “Да пусть оно все будет, как того Бог хочет”.
И все так шло. Только однажды Никита привлачился к нам шаркающей походкой, повалился на стул и выдохнул:
— Ффу! Сегодня из меня высосали все силы!
Тотчас наш кот ворон прыгнул с подоконника и начал тереться своим боком о ноги гостя. Никита напустил туману:
— Спасал одного. Двое детей, а присушила его одна...
— И ты что?
— Был у него дома. Чистил-чистил...
Было один раз, что я за солью к Никите пришла. А жена его говорит:
— У него эксперимент, выносить из комнаты ничего нельзя, мы сами уходим...
В другой раз я попросила Никиту минуту посидеть с нашим сыном — мне “скорую” к нему нужно вызвать сбегать. Но Никита отказался помочь: мол, идет эксперимент, и он не должен выходить из комнаты.
— Вот что: в нашу комнату больше никогда не входи! — сказала я.
И побежала звонить, хотя боялась, что сын выпадет из кроватки, как уже было недавно. Обратно я принеслась вся в поту, как рыба в чешуе, а в нашей комнате сидел Никита и гулил с сыном. Оба были вымазаны чем-то красным.
— Я сделал несколько пассов и вызвал рвоту, — объяснил Никита. — Ребенок чем-то отравился.
Я стала переодевать сына. Никита не уходил:
— Рубашку свою испачкал...
— Карма твоя такова, — пробормотала я.
Никита понял, что прощен, и спросил: как у меня дела с шефом.
— По-старому.
— А чего он больше всего боится?
— Что его на пенсию отправят.
— Из этого нужно исходить. Сделать матрицу...
— Некогда мне, сейчас “скорая” приедет.
Но Никита не ушел, а рассказал историю про родственницу, которая — между прочим — депутат и все такое. Муж молился на нее: Мария, Мария, Мария! И вот Мария родила и не смогла мужа видеть рядом. Хоть режь! Но однажды подушки перешивала, нашла внутри клубок ниток, а в нем — иголка...
— И с мужем все наладилось?
— В тот же вечер.
— Он сам подложил — для внушения. А потом подал идею перешить подушки.
Никита возмутился:
— Что ты! Это же матрица. Вот я и предлагаю: давай отправим твоего шефа на пенсию.
— Никита, говори проще — я все равно пойму.
— Не хочешь, как хочешь. Дай мне почитать два тома эти вот.
— Но это же по истории искусства.
— Оккультизм сейчас упирается в понятие гармонии...
Через месяц, когда он возвращал мне эти два тома, сказал: из этого можно сделать матрицу.
— А из своих подружек ты тоже матрицы делаешь? — спросила я.
— Из каких? Ты на мой костюм посмотри!
