что он просто гонец к важному правителю и должен доставить ему груз в целости и сохранности.
Я прислонился спиной с теплой стене. Забавно! Девчонки Осипа Астатоновича всегда слыли прожжеными материалистками. Кто бы мог подумать, что Сельга любит сказки!
Наверху зашумело ровно и мощно. Я подумал, как волнуется, должно быть Йохан. Остается надеяться, что юные чингачгуки все-таки вернулись в свой лагерь, или их нашла другая поисковая группа. От полутьмы и мерного шума за дверью потянуло в сон, уже не хотелось ни обсуждать наше положение, ни обдумывать действия на будущее. Правда, заснуть без задних ног мешало присутствие нашего нового 'приятеля' - опасаться его или нет, оставалось для меня полной загадкой. С одной стороны, Куррара считалась планетой, вполне подходящей для туризма, про какие-либо стычки местного населения с приезжими я не слышал.
Но почему нам все время рекомендовали держаться вместе, ходить по городу только с экскурсиями и не удаляться далеко от базы? Борис не советовал общаться с деревенскими... Объяснял, вроде бы, сложной системой обычаев, невыполнение которых может повлечь за собой большие проблемы. Какие обычаи мы должны выполнять в этом подвале? Кроме всего прочего, даже если мы и не оскорбим Тараса своим некуррарским поведением, у него могут быть какие-то свои причины воспользоваться такой ситуацией, когда мы заперты в убежище и никто не знает где мы и где нас вообще искать. Поэтому, борясь со сном, я велел Сельге устраиваться спать на одной из деревянных скамеек, а сам уселся поближе к светящимся опилкам дежурить.
Время от времени я проваливался в забытье, попадал в кружащиеся водовороты бури, начинал сопротивляться затягиванию в вязкий песок, вздрагивал и испуганно оглядывался вокруг. Но в подвале было исключительно спокойно: развалившийся прямо на полу Тарас довольно храпел, подрагивая толстыми щеками, Сельга мирно посапывала, уютно свернувшись калачиком. Убедившись, что все в порядке, я опять сидел, глядя на оплики, пока не проваливался в черное завывание пустыни.
Однажды, открыв глаза, я увидел Сельгу, сидящую напротив - она поднесла палец к губам и махнула рукой - спи, я посижу. Не успев ничего ответить, я повалился на бок, тут же заснув без всяких сновидений. х х х
Проснулся я с необычным ощущением бодрости - сразу захотелось вскочить и размяться. В подвале было светло и прохладно - дверь наружу была откинута и в узком прямоугольнике виднелось ярко-голубое небо. Тарас еще дрых, завернувшись в синтекс с головой, а Сельги нигде не было видно. Я со вкусом потянулся. Как ни странно, ничего не болело. Надо скорей двигать домой, а то страшно себе представить, что сейчас думает Йохан и все наши на базе. Сельга уже, наверное, вышла подышать свежим воздухом. Я подошел к невысокой железной лелсенке, ведущей наверх, но в это время проснулся Тарас: заворчал, заворочался, сражаясь со своей подстилкой-одеялом, а освободившись, закрутил по сторонам своей большущей башкой, проверяя, все ли в порядке. И сразу же схватился за свой драгоценный сосуд - осмотрел его со всех сторон, обнюхал, чуть ли не облизал. Мне показалось, что он старается понять, не подменили ли ему во время сна его старую бутыль на какую-нибудь другую, менее ценную, хотя это был бы, конечно, довольно эксцентричный розыгрыш.
Тарас заговорил со мной, булькая и шипя, но я лишь махнул рукой погоди, за переводчиком сгоняю. Наверно, он побаивался остаться в погребе один, но я с ним вступать в переговоры не стал и полез наверх.
Сельга и правда была тут - делала зарядку, повернувшись к нежному еще утреннему солнцу. Услышав меня, обернулась - лицо у нее было какое-то странное, веселое, что ли. Что-то не припомню, чтобы у Сельги или ее сестренок когда-нибудь бывало веселое выражение лица... И свое обычное приветствие 'Доброе утро, Станислав' она чуть ли не пропела. Довольна, что мы благополучно пережили песчаную бурю?
- Приветик, Сель, - говорю, - надо нашего Тараса наверх тащить и побыстрее к дому двигать.
Она не поняла - какого-такого Тараса, но потом сразу согласилась, что, мол, действительно, похож. Не долго думая, мы хлебнули чайного питья из куррарских запасов и собрались идти дальше. В этот раз наш подопечный не создавал нам особенных трудностей - он уже порядочно окреп и довольно бойко забрался по лестнице наверх. Глядя, как он мягко приседает и раскачивается на свежем воздухе, я решил, что тащить его сегодня уже не придется.
Совсем самостоятельно идти Тарас все же не смог, хотя и пытался поначалу. Но большие ноги его то и дело подгибались, он падал на четвереньки и рычал от обиды, стараясь двигаться дальше на 'своих четырех'. После третьего такого падения Сельга уговорила его идти, опираясь на наши плечи - нельзя сказать, что для меня этот способ передвижения был лучше вчерашнего, да и для Сельги это тоже было, наверняка, тяжеловато, но ехать на синтексе Тарас отказался наотрез. Странно, почему - вчера-то он преспокойно воспользовался таким 'видом транспорта', но тратить время на выяснение мне не хотелось.
Так, переплетясь руками в одно неуклюжее шестиногое существо, мы двигались черепашьим шагом по бескрайнему полотну пустыни. Час проходил за часом, а никакой смены пейзажа не наблюдалось. Несколько раз мы усаживались на раскаленный песок и выпивали пару глотков куррарского чая. Я говорил уверенным тоном:'Ну, теперь наверняка уже недолго осталось', Сельга заправляла выбившиеся пряди светлых волос под кепку и мы снова плелись по песку.
Как всегда в таких ситуациях я пытался вспоминать наши тренировки и соревнования, на которых тоже сначала пригодилось туго. Что-нибудь славное и героическое для поднятия духа. Но перед глазами проплывали картины смутные и как назло печальные - как мы продули полуфинал Кубка Горбовского на этапе с минимальной автоматикой или как Марко грохнул отрядную бутыль с водой во время перехода Камаа-Турс. Невозможно глупо - поставил, не закрыл крышкой, и тут же сам развернулся и - раз! - так наподдал, что бутылка бедная не просто опрокинулась, а покатилась вниз с той самой черной вулканической сопки, на которую мы совсем недавно взобрались и устроились наконец на привал. Так что нечего было и думать что-нибудь собрать! Вот жизнь: только что была целая бутылища чистой родниковой воды - и нет ее. Вся взяла и разлилась, просто так, по остывшей и растрескавшейся лаве. Впрочем, добрейшая Дарья-Марья пыталась исправить положение. Взяла такую смешную клизму резиновую - как грушу, оранжевую, яркую, бьющую своим детским цветом в глаза - и стала собирать вылившуюся воду, втягивать ее длинным хоботком этой клизмы. Много собрала, почти всю грушу, а потом развеселилась от этого своего хорошего поступка и стала всех поливать, двумя руками нажимая клизме на живот. Я обрадовался такой веселой игре, подставил лицо под струю - а там, оказывается, никакая не вода - старый протухший лимонный сок - горький, фу, и от него сразу защипало глаза и во рту сделалось так шершаво, так пакостно...
Тарас был опять плох - совсем провис между нами, тяжело передвигал ноги, голова безвольно болталась при каждом шаге. Я попытался облизнуть губы, наткнулся на колючую корку, и решил, что пора передохнуть. Сначала я попросил Сельгу расстелить синтекс, чтобы потом не возиться с перекладыванием, мы уложили Тараса на подстилку и накрыли сверху свободной частью, чтобы как-то оградить от палящих лучей. Усаживаясь возле, я поймал сельгин взгляд - такой напряженно-упрямый, что я понял: надо как следует собраться с мыслями.
Так. Похоже, мы несколько вляпались. Опыта выживания в пустыне у меня чуть, у Сельги, видимо, тоже. Так что долго мы так не протянем. И надо как можно быстрее шлепать дальше, туда, где есть хоть какая-нибудь растительность. А то наше маленькое приключение выльется... черт знает во что. Дальше: Тарас. Он отнимает у нас силшком много сил и времени. Собственно говоря, я должен был раньше это сообразить. Вряд ли Сельга будет против того, чтобы... пойти дальше налегке. Ведь это же разумно - доберемся до жилья, сообщим, пусть местные спасают.
Как можно увереннее и спокойнее я сказал:
- Сель, сообщи Тарасу... что мы его оставим тут, ненадолго. Сходим за подмогой.
Я ожидал увидеть на сельгином лице облегчение, но увидел откровенное огорчение. У меня даже екнуло внутри от чувства, что я сморозил что-то не то. Не глядя на меня, Сельга проговорила медленно:
- Станислав, помнишь случай на Лене? Когда Памела... Я считаю, она была неправа... Правильно ребята тогда сердились. Ты это имей ввиду... Но если ты уверен, что мы не справимся, то ладно, я скажу...
Я здорово удивился. Я действительно рассчитывал на такую же реакцию со стороны Сельги, какая была тогда у ее сестрицы. Тем более, что сейчас речь шла все-таки не о своем однокашнике, а каком-то толстом куррарце. И еще тем более, что тогда Памела хотела оставить Вадьку только для того, чтобы уложиться в зачетное время, а нынче ситуация будет посерьезнее. А вдруг ориентировочные шесты ведут не только
