Шупо ничего не сказал, только фыркнул и, неуклюже повернувшись, побежал, переваливаясь с боку на бок, как гусь, к центральному входу. Роза осталась на месте.
Через минуту он явился с шестью эсэсовцами.
- Ваши документы, - один из них, видимо старший, требовательно выбросил затянутую в кожаную перчатку руку.
- Я Роза Тельман, - она раскрыла свою видавшую виды сумочку. - Мне необходимо поговорить с Герингом.
Толпа зашумела, задвигалась, стала вдруг плотнее, напряженнее.
'Едут! Едут!' - послышались голоса.
Эсэсовец отдал какой-то приказ, потонувший в людском гуле и криках приветствия. Эсэсовцы вместе с начальником побежали к главному входу. Охранять Розу остался толстый полицейский.
Сжимая в руке маршальский жезл, Геринг, одетый в нарядный мундир авиационного генерала, легко, несмотря на свою грузность, взбежал по ступенькам. Повернулся к толпе и приветственно поднял руку. Улыбаясь, выслушал он восторженные крики, озаренный дымными вспышками магния, и проследовал сквозь живой коридор почетных лиц в отель.
Энтузиазм несколько схлынул, но никто не сдвинулся с места. Ожидали, что будет дальше, хотя за высоким гостем в дверях отеля скрылись и почетные лица в парадных мундирах всевозможных ведомств и орденах.
- Зря вы пришли, - сказал шупо. - Вас все равно не пустят к нему.
Но в этот момент возвратился эсэсовский начальник вместе с элегантным авиационным офицером.
- Что вам угодно, фрау? - вежливо спросил, козырнув двумя пальцами, офицер.
- Я хочу поговорить с Герингом, у меня есть для него письмо, - все так же спокойно и тихо ответила Роза.
- Я его адъютант, - улыбнулся офицер. - Рейхсмаршал сейчас очень занят. Можете поверить: я передам письмо лично ему. - Он снял белоснежную перчатку и протянул руку. - Давайте ваше письмо.
Роза достала из сумочки конверт и отдала его офицеру. Он еще раз козырнул и, повернувшись, как на параде, удалился. Эсэсовец махнул кому-то рукой и побежал вслед за летчиком. С двух сторон к Розе подступили два здоровенных парня в таких же блестящих резиновых плащах, которые она уже видела сегодня в своей квартире.
- Пойдем, - один из гестаповцев грубо схватил, ее за локоть.
- Никуда я не пойду! - она резко вырвала руку. - Можете делать со мной что хотите, но никуда я с вами не пойду.
- Не собирайте толпы, - зашипел гестаповец. - Что подумают люди, которые встречают Геринга?
- Да чего там с ней церемониться! - буркнул второй.
Они быстро схватили ее под руки и потащили через боковой проход к черному 'мерседесу'.
- Куда вы меня тащите? - она упиралась ногами в землю как могла. Сейчас же отпустите меня!
- Не вздумай кричать, - процедил сквозь зубы один из гестаповцев. Это плохо для тебя кончится.
Открыв заднюю дверцу, они вдвоем втолкнули ее внутрь.
- В ратушу! - приказал гестаповец шоферу, обрушиваясь на сиденье рядом с ней.
Глава 45
АСТРОЛОГИЯ
Лидеру гонок Луиджи Амендола оставалось пройти всего семь кругов. Немецкий гонщик отставал от него на целых полтора круга, и разрыв медленно увеличивался.
Забрызганные грязью машины с ревом и треском проносились мимо трибун, окутанные едким дымом выхлопов, дышащие горячим металлом и маслом.
'Спорт смелых и мужественных' вызывал у Гейдриха отчаянную скуку. Жаль было времени. Дениза Эрколь, подруга бельгийского гонщика, не стоила такой жертвы. Тем более что сам гонщик выбыл еще в начале соревнований и был увезен в госпиталь. Это наверняка задержит Денизу в Берлине, и события можно было не форсировать. Но кто мог знать?
Красная машина итальянца вдруг подпрыгнула, и от нее отделился черный комок. Несколько мгновений оторванное колесо катилось рядом с машиной, но вот она опять подпрыгнула и, развернувшись поперек дороги, завертелась волчком и опрокинулась. Рванулось облако дыма, и в страшном треске ломающегося металла прорезался тонкий-тонкий, отчаянный, нечеловеческий вопль.
Густой зловещей лужей растекалось масло. Над искалеченной машиной курился белый магниевый дымок.
Еще две машины ударились друг о друга и, оттолкнувшись, как бильярдные шары, перевернулись и покатились вниз, чадя и разваливаясь. И тут же в машине итальянца взорвался бензин. Черный столб взметнулся к небу. Его прорезала красная раскаленная полоса. Рев и грохот заглушили крики на трибунах. Все сделалось вдруг черным и белым, как в кино. Белые лица людей и черные провалы ртов, белое пламя, черный дым и черные, медленно падающие обломки.
С Амендолой все было кончено. В оглохшие уши врезалась сирена. 'Скорая помощь' и красная пожарная машина сорвались с места. Но гонки продолжались.
Гейдрих поднялся, спрятал бинокль и футляр и пошел к выходу. Зрелище окончательно разочаровало его. Право, работа давала куда более сильные ощущения.
Оставив в гараже записку для Денизы, он вышел на площадь и, как простой смертный, сел в автобус, идущий в старый город. Он решил пообедать в 'Урании', где совсем недавно весьма интересно провел время с Шелленбергом.
Да, черт возьми, это был острый момент!
Он сам наполнил тогда рюмки коньяком и предложил тост 'за дружбу'. Шелленберг выпил и по привычке провел пальцем по ободку рюмки, чтобы послушать, как поет хрусталь.
- Сейчас вы проглотили яд, Вальтер, - сказал Гейдрих, заглянув Шелленбергу в глаза. - Если вы скажете мне правду, всю правду, Вальтер, я дам вам противоядие. - И он отставил в сторону свою наполненную рюмку.
- Какую правду? - Шелленберг побледнел. - Надеюсь, вы шутите, Рейнгард?
- Нисколько! Я хочу знать, что было у вас с госпожой Гейдрих. Но только правду, Вальтер! Какова бы она ни была! Ложь будет стоить вам жизни. И торопитесь. Яд начнет действовать через полчаса.
- Что вы хотите знать? - высокомерно спросил Шелленберг. Надо отдать ему справедливость, он прекрасно владел собой.
- Как вы провели вчера время с моей женой, Вальтер? Учтите, я заранее принял меры и знаю все. Сейчас я хочу проверить только вашу искренность. Говорите же, Вальтер, и не дай вам бог солгать!
Да, Гейдрих играл тогда наверняка. Вот уже больше года знал он о том, что его жена и Шелленберг питают друг к другу искреннюю симпатию. Госпожа Гейдрих стремилась бывать в обществе, любила искусство. Ей нравились красивые остроумные люди, непринужденность истинно светской обстановки, рауты, блеск. Она часто говорила, что чувствует себя графиней, заточенной в башне. Ей остро не хватало своего маленького двора, рыцарского почитания, изящных кавалеров и юных пажей. И все это она, кажется, нашла в Шелленберге. Он сопровождал ее во время визитов, они вместе бывали в опере и на скачках. Причем Шелленберг, с присущей ему тонкостью, старался одеваться так, чтобы особенно выгодно подчеркнуть всю прелесть ее новых туалетов.
Но дружба между госпожой Гейдрих и Шелленбергом протекала настолько открыто, что не вызывала никаких пересудов. И Гейдрих решил наконец создать для них более интимную обстановку.
У себя на Фемарне он устроил конференцию руководящих сотрудников осведомительной службы.
- Я нарочно выбрал Фемарн, - сказал он тогда Шелленбергу. - Завтра свободный день и, когда все разъедутся, мы сможем отлично провести время: сыграем партию в бридж, поговорим о поэзии, а вечером я исполню что-нибудь на скрипке.
Но сразу после конференции он сослался на срочное задание фюрера и на личном - 8244 - 'дорнье' вылетел в Берлин.
Шелленберг и госпожа Гейдрих остались одни в замке, среди мачтовых сосен, на суровом балтийском острове.
А через несколько дней Гейдрих за бокалом вина поинтересовался, что же, собственно, они там делали. Ситуация была острая и забавная. Вглядываясь в холеное лицо Шелленберга, он ловил малейшую игру теней под глазами, подстерегал невольное дрожание век, считал каждый прыжок адамова яблока. Он долго
