Французская демократия

обыкновенно д?лаютъ вс? преобразователи обществъ и какъ недавно пытались сд?лать авторы манифеста; зат?мъ этотъ принципъ долженъ быть утвержденъ единогласно; въ случа? надобности, если бы пришлось избирать себ? представителей въ сов?ты страны, то народъ долженъ избрать въ это званіе такихъ людей, которые ум?ли бы выразить его мысль, говорить его именемъ, поддерживать его права; которые были бы преданы ему душой и т?ломъ; о которыхъ онъ могъ бы сказать, не рискуя обмануться: это кость отъ костей моихъ, плоть отъ плоти моей.

Въ противномъ случа? народъ поступитъ благоразумн?е, если продлитъ свое в?ковое молчаніе и перестанетъ участвовать въ выборахъ. Этимъ поступкомъ онъ окажетъ услугу какъ обществу, такъ и правительству. Сложивъ съ себя власть, возложенную на него всеобщею подачею голосовъ и доказавъ такимъ образомъ свое уваженіе къ общественному порядку, онъ поступитъ гораздо честн?е и благоразумн?е, ч?мъ, подавая, по прим?ру буржуазіи, свои голоса за знаменитыхъ эмпириковъ, которые хвалятся своимъ безграничнымъ вліяніемъ на общество, хотя вовсе не знаютъ его. Если народъ не сознаетъ своей собственной мысли или, сознавъ ее, безпрестанно отступаетъ отъ нея то ему остается только молчать. Пусть синіе и б?лые грызутся между собой; народу же, какъ ослу въ басн?, остается смирно нести свое бремя.

Одаренъ ли народъ политической способностью? Таковъ, повторяю, неизб?жный вопросъ, поднятый кандидатурой рабочихъ, вопросъ, требующій немедленнаго отв?та. Надо отдать справедливость шестидесяти: они см?ло отв?чали утвердительно. Но за то какую бурю возбудили они противъ себя и въ журналахъ, мнимыхъ органахъ демократіи, и между кандидатами, и даже между своими сотоварищами. Всего прискорбн?е зд?сь положеніе самой рабочей массы въ такомъ р?шительномъ для нея случа?. Всл?дъ за манифестомъ явился контрманифестъ, подписанный восемьюдесятью работниками. Эти восемьдесятъ челов?къ открыто протестуютъ противъ самонад?янности шестидесяти, говорятъ, что они вовсе не выразили народную мысль, упрекаютъ ихъ за поднятый ими соціальный вопросъ, тогда какъ д?ло шло лишь о вопросахъ политическихъ; упрекаютъ ихъ за то, что они с?ютъ раздоръ, тогда какъ сл?довало пропов?дывать союзъ; за то, наконецъ, что они хотятъ возстановить касты, вм?сто того чтобы стараться сглаживать неравенство. Въ заключеніе они говорятъ, что свобода въ настоящее время есть единственное завоеваніе, къ которому сл?дуетъ стремиться. «Пока намъ не дадутъ свободы, говорятъ они, будемъ думать только о томъ, чтобы завоевать ее». Я полагаю, что люди эти, какъ граждане и какъ работники, не хуже и не лучше другихъ. Они, конечно, не отличились ни особенной оригинальностью, ни особеннымъ рвеніемъ, и, судя по аргументамъ, которые они приводятъ, можно заключить, что они съ усп?хомъ пользовались уроками Presse, Temps и Siecle, такъ что заискиванія Жирардена и Ко. не пропали даромъ.

Французскій народъ страдаетъ иногда припадками смиренія. Обыкновенно щекотливый и тщеславный, онъ доходитъ иногда до самоуниженія. Отчего этотъ народъ, жаждущій верховной власти, такъ нетерп?ливо желающій воспользоваться своимъ избирательнымъ правомъ, народъ, вокругъ котораго увивается ц?лая стая черныхъ фраковъ, этихъ подлипалъ кандидатовъ – отчего этотъ народъ такъ пренебрегаетъ людьми своего сословія? Между рабочей демократіей существуетъ очень много людей образованныхъ, ум?ющихъ влад?ть перомъ и языкомъ, знакомыхъ съ д?ломъ, въ двадцать разъ бол?е способныхъ и, главное, бол?е достойныхъ быть представителями народа, ч?мъ вс? эти адвокаты, журналисты, писатели, педанты, интриганы и шарлатаны, которыхъ онъ выбираетъ. Онъ не хочетъ им?ть ихъ своими представителями. Демократія гнушается депутатами д?йствительно демократическими. Она ставитъ себ? за честь им?ть представителями людей съ аристократическимъ отт?нкомъ. Ужъ не думаетъ ли она облагородиться черезъ это? Если народъ созр?лъ для верховной власти, то зач?мъ же онъ прячется за своихъ отставныхъ опекуновъ, которые уже не покровительствуютъ ему и ни въ чемъ не могутъ помочь ему? Зач?мъ онъ, какъ стыдливая д?вушка, опускаетъ глаза передъ своими нанимателями[10]. Зач?мъ, наконецъ, поставленный въ необходимость выразить свою идею и заявить на д?л? свою волю, онъ такъ рабски подражаетъ своимъ прежнимъ патронамъ и даже повторяетъ ихъ любимыя изр?ченія.

Все это, надо сознаться, сильно говорило бы противъ эмансипаціи пролетарія, еслибы д?ло не объяснялось просто новизною положенія.

Съ самаго начала обществъ народъ находился въ зависимости отъ богатыхъ классовъ, сл?довательно, подчинялся имъ въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, и это зависимое положеніе оставило на немъ глубокіе сл?ды. Революція 89 разбила эту іерархію; народъ почувствовалъ свою независимость и созналъ себя. Но ему до сихъ поръ еще трудно отд?латься отъ привычки во всемъ уступать этимъ людямъ. Понятіе, которое народъ составилъ себ? о томъ, что называется политической способностію, крайне ошибочно и односторонне. Онъ ставитъ выше другихъ смертныхъ т?хъ, кто въ старину были его господами, кто теперь сохранилъ надъ нимъ привиллегію занимать профессіи, имянуемыя либеральными, хотя давно бы пора лишить ихъ этого названія. Прибавьте къ этому зависть, которую чувствуетъ всякій простолюдинъ къ т?мъ изъ своихъ собратьевъ, которымъ удалось возвыситься надъ своей средой.

Посл? этого н?тъ ничего удивительнаго, если народъ, не смотря на перем?ну въ образ? жизни, не смотря на то, что преобразовались и его сознаніе, и основныя идеи, которыми онъ руководствуется, все еще сохранилъ привычку къ самоотверженію. Нравы, какъ и языкъ, не м?няются съ перем?ною религіи, законовъ и права. Мы еще долго будемъ другъ для друга милостивыми государями и всепокорн?йшими слугами, но изъ этого не сл?дуетъ, чтобы на самомъ д?л? существовали господа и слуги.

Оставимъ же въ сторон? обожаніе, кол?нопреклоненіе и всякое суев?ріе, и постараемся на основаніи идей и фактовъ опред?лить, какова въ самомъ д?л? политическая способность рабочихъ классовъ сравнительно съ классомъ буржуазіи, и въ чемъ состоитъ ихъ будущее значеніе.

Зд?сь сл?дуетъ зам?тить, что способность, когда д?ло идетъ о гражданин?, бываетъ двухъ родовъ: способность законная и способность д?йствительная; первая дается закономъ и предполагаетъ вторую, потому что невозможно, чтобы какой нибудь законодатель призналъ право за людьми, которыхъ считаетъ отъ природы неспособными пользоваться имъ. Наприм?ръ до 1848, чтобы быть избирателемъ, нужно было платить 200 франковъ прямыхъ налоговъ. Стало быть, тогда считали собственность гарантіею д?йствительной способности. Всл?дствіе этого 250,000 или 300,000 челов?къ, платящихъ 200 и бол?е франковъ, признавались единственными людьми, способными наблюдать за д?йствіями правительства и направлять его политику. Это очевидная ложь, такъ какъ ничто не доказываетъ, чтобы между тогдашними избирателями не было, и даже въ большомъ количеств?, людей, по природ? неспособныхъ, несмотря на вносимые ими подати, точно также, какъ ничто не доказываетъ, чтобы вн? этого круга между столькими милліонами гражданъ не нашлось множества способныхъ людей.

1848 годъ, такъ сказать, перевернулъ эту систему введеніемъ всеобщей и прямой подачи голосовъ, безъ всякаго ценза. Этой простой реформой все народонаселеніе мужскаго пола, достигшее 21 года, родившееся во Франціи и им?ющее въ ней ос?длость, признано закономъ – политически правоспособнымъ. Правительство еще разъ предположило, что право избирателя и изв?стная степень политической способности неразд?льно связаны съ званіемъ мущины и гражданина. Но это очевидно новая фикція. Почему право избирательства должно быть скор?е преимуществомъ гражданства, возраста, пола и м?ста жительства, ч?мъ привиллегіей собственности? Достоинство избирателя въ нашемъ демократическомъ обществ? соотв?тствуетъ дворянскому достоинству феодальныхъ временъ. Какимъ образомъ можетъ оно быть раздаваемо безъ разбору вс?мъ и каждому, когда дворянство давалось лишь немногимъ? Зд?сь ум?стно сказать, что всякое достоинство, какъ скоро оно принадлежитъ вс?мъ, теряетъ свое значеніе, и что то, что принадлежитъ вс?мъ, въ сущности не принадлежитъ никому. Впрочемъ самый опытъ уже доказалъ справедливость моихъ словъ: ч?мъ бол?е распространяется избирательное право, т?мъ мен?е придаютъ ему значенія. Доказательствомъ этого служитъ число отказывающихся участвовать въ баллотировк?; ихъ было 36 на 100 въ 1857 и 25 на 100 въ 1863. Н?тъ сомн?нія, что наши десять милліоновъ избирателей какъ по уму, такъ и по характеру стоятъ несравненно ниже 300,000 цензовыхъ Іюльской монархіи.

И такъ, разъ принявъ на себя обязанность разсмотр?ть политическую способность съ исторической и философской точки зр?нія, мы должны, волей, неволей, оставить факціи, и обратиться къ д?йствительной способности. Мы ею одной и займемся.