Французская демократия

себя потерянными; въ случа? же отрицанія этого различія, ихъ спросили бы: къ чему же представительство отъ рабочаго класса? – Такова дилемма, которую я теперь нам?ренъ разр?шить.

Указывая на неудовольствіе буржуазіи, противники манифеста впадали въ противор?чіе, сами того не зам?чая, и высказывали глубокую истину, которую манифесту сл?довало заявить громогласно. Хотя въ наше время уже н?тъ дворянства, а духовенство представляетъ собою только особый разрядъ чиновниковъ, но вс? признаютъ охотно существованіе буржуазіи: можно ли отрицать д?йствительность? На чемъ, въ такомъ случа?, основывалась бы система орлеанистовъ? Что такое была бы конституціонная монархія и парламентская политика? Ч?мъ бы объяснить тогда враждебное настроеніе изв?стнаго рода людей противъ всеобщей подачи голосовъ?… При всемъ томъ не хотятъ признать, что, кром? буржуазіи, существуетъ классъ рабочій; какъ объяснить подобную непосл?довательность?

Въ тотъ самый 89 годъ, когда освящено было новое право и стали изчезать старые классы дворянства, духовенства и средняго сословія, классъ рабочій или пролетаріатъ отд?лился отъ буржуазіи, какъ не отд?лялся еще никогда, даже во времена феодальныя. Вотъ чего не зам?тили наши публицисты оппозиціи при всемъ своемъ обожаніи идей 89 года. Они не зам?тили что, до 89 года рабочій принадлежалъ къ корпораціи и цеху, какъ женщины, д?ти и слуги принадлежали къ семейству. Тогда, конечно, нельзя было предполагать отд?льнаго существованія сословія рабочихъ, потому что классъ предпринимателей совм?щалъ его въ себ?. Но какъ съ 89 года корпораціи были уничтожены, a состояніе рабочихъ и хозяевъ не уравнялось, и не было ничего ни придумано, ни сд?лано для распред?ленія капиталовъ, организаціи промышленности и правъ рабочаго народа, – то само собою установилось различіе между классомъ хозяевъ, влад?ющихъ орудіями труда, капиталистовъ и крупныхъ собственниковъ, и сословіемъ простыхъ наемныхъ рабочихъ.

Отрицать теперь это различіе двухъ классовъ, значило бы бол?е, ч?мъ отрицать тотъ разрывъ, который произвелъ это различіе и былъ самъ по себ? вопіющей несправедливостью. Это значило бы отрицать экономическую, политическую и гражданскую независимость рабочаго – единственное вознагражденіе, которое онъ получилъ; это значило бы ув?рять, что свобода и равенство 89 года не были дарованы ему на т?хъ же основаніяхъ, какъ и буржуазіи; сл?довательно, это значило бы отрицать, что рабочій классъ, существуя при совершенно новыхъ условіяхъ, безъ солидарности съ буржуазіей, способенъ сознавать себя и заявлять свою волю; это значило бы наконецъ объявить, что рабочій классъ отъ природы лишенъ политической способности! Вотъ тутъ?то и необходимо доказать д?йствительность этого различія, потому что только оно придаетъ значеніе представительству рабочаго класса; иначе это представительство утрачиваетъ всякій смыслъ.

Какъ! Разв? не правда, что, вопреки революціи 89 года или, в?рн?е, въ силу этой революціи, французское общество, состоявшее прежде изъ трехъ кастъ, разд?ляется теперь, посл? ночи 4 августа, на два сословія: одно живетъ исключительно своимъ трудомъ, и ему на семейство, изъ четырехъ челов?къ приходится круглымъ числомъ въ годъ мен?е 1250 фр. зад?льной платы (я принимаю сумму 1250 фр. на каждое семейство за приблизительно среднюю цифру всего дохода или производства націи); другое сословіе, даже когда трудится, живетъ не на счетъ своего труда; оно живетъ доходами съ своей собственности, съ своихъ капиталовъ, пенсій, акцій, должностей и привиллегій. На основаніи распред?ленія капиталовъ, работъ, привиллегій и производствъ, у насъ существуютъ, какъ и въ былое время, только на другихъ началахъ, дв? категоріи гражданъ; въ простор?чіи ихъ называютъ буржуазіею и чернью, капитализмомъ и наемщиною. Эти дв? категоріи людей, которыя прежде были соединены и почти см?шаны, благодаря феодальному покровительству, глубоко разъединены въ наше время, такъ что между ними остались только отношенія, опред?ленныя уставомъ о найм? и промышленности. И это неизгладимое разъединеніе составляетъ основаніе всей современной политики, общественной экономіи, промышленной организаціи, исторіи и даже литературы; только крайняя недобросов?стность и тупоумное лицем?ріе могутъ отрицать эту истину.

Такъ какъ разд?леніе современнаго общества на два класса – на наемныхъ тружениковъ и собственниковъ–капиталистовъ–подрядчиковъ – совершенно неоспоримо и слишкомъ очевидно, то сл?дствіемъ его было обстоятельство, которое никому не должно казаться удивительнымъ: возникъ вопросъ – порожденъ ли такой порядокъ вещей необходимостью или случаемъ? составляетъ ли онъ истинный результатъ революціи? можетъ ли онъ представить законныя основанія своего фактическаго существованія? Однимъ словомъ, не можетъ ли бол?е правильное приложеніе законовъ экономіи и справедливости уничтожить это опасное разъединеніе и слить оба новыя сословія въ одно, обладающее полнымъ равнов?сіемъ силъ?

Для философовъ этотъ вопросъ далеко не новость; но въ рабочихъ классахъ онъ долженъ былъ зародиться въ тотъ день, когда посредствомъ всеобщей подачи голосовъ политическая революція поставила ихъ въ уровень съ буржуазіею и заставила ихъ такимъ образомъ увидать противоположность между ихъ политическимъ господствомъ и соціальнымъ положеніемъ. Только въ такомъ случа?, предложивъ себ? этотъ великій общественный и экономическій вопросъ, рабочіе классы могли дойти до самосознанія; они должны были бы сказать себ? словами Апокалипсиса, что тотъ, кому принадлежитъ царство, долженъ пользоваться его выгодами: Dignus est accipere divitiam, et honorem, et gloriam; тогда они предъявили свои притязанія на представительство и на управленіе. Вотъ какъ въ посл?дніе 16 л?тъ сословіе чернорабочихъ тружениковъ стало добиваться политическихъ правъ; и этимъ то французская демократія XIX в?ка отличается отъ вс?хъ прежнихъ демократій.

Манифестомъ своимъ шестдесятъ заняли то положеніе, которое дали имъ народная жизнь и общественное право; они высказали это отъ полноты своего рабочаго сознанія. Будучи уб?ждены, что вопросъ можетъ и долженъ р?шиться въ смысл? утвердительномъ, они ум?ренно, но твердо указали на то, какъ долго обходили этотъ вопросъ и что настало время заняться р?шеніемъ его. Не пускаясь въ изсл?дованіе того, практично ли такимъ путемъ требовать своего права и согласенъ ли такой образъ д?йствій съ ихъ идеею, они предложили, въ знакъ желанія снова поднять этотъ вопросъ, представительство одного изъ рабочихъ; по ихъ мн?нію, рабочій, по самому положенію своему, какъ рабочаго, будетъ лучше вс?хъ представлять интересы рабочаго сословія.

Я утверждаю, что такое предложеніе въ связи съ другими подобными фактами посл?днихъ 16 л?тъ, доказываетъ, что сословное чувство пробудилось въ рабочемъ класс? небывалымъ досел? образомъ. Оно доказываетъ, что половина и бол?е французской націи вступила на политическое поприще и внесло съ собой туда идею, которая рано или поздно совершенно преобразуетъ общество. И вотъ, за то, что горсть людей попыталась выразить это сознаніе и эту идею, ихъ обвиняютъ въ нам?реніи возстановить касты! Ихъ устраняютъ отъ національнаго представительства, какъ ретроградовъ, людей опаснаго образа мыслей; на манифестъ ихъ указываютъ какъ на попытку возбудить въ гражданахъ взаимную ненависть. Журналы выходятъ изъ себя; мнимо–демократическая оппозиція раздражается взрывомъ негодованія; устраиваются контр–манифесты; съ напускнымъ пренебреженіемъ спрашиваютъ, не воображаютъ ли авторы манифеста, что лучше знаютъ свои права и выгоды, и съум?ютъ лучше защитить ихъ, ч?мъ г. г. Мари, Ж. Фавръ, Э. Оливье, Ж. Симонъ, Пельтанъ. Въ сред? общества обнаруживается общественный фактъ, им?ющій громадное значеніе: самое многочисленное и самое б?дное сословіе, бывшее досел? въ пренебреженіи, потому что не сознавало само себя, вступаетъ въ политическую жизнь. А глашатаевъ этого событія, рабочихъ, свид?тельствующихъ о немъ, предаютъ злоб? буржуазіи, какъ нарушителей общественнаго спокойствія, какъ злоумышленниковъ, какъ орудіе полиціи! Шуты!

Событіе это т?мъ знаменательн?е, что установленный нами принципъ необходимости для каждаго собранія людей – касты, корпораціи иди племени – обладать самосознаніемъ, чтобы составить изъ себя государство или чтобы принять участіе въ управленіи обществомъ и возвыситься до политическаго существованія, – что этотъ принципъ, говорю я, можетъ быть принятъ, какъ законъ, общій вс?мъ народамъ и прим?нимый къ исторіи любой націи. Н?которое время римскіе плебеи не им?ли самосознанія; они были кліентами патриціевъ и управлялись посл?дними по положеніямъ семейнаго права. Достигнувъ полнаго самосознанія и, всл?дствіе этого, признавъ равенство свое съ патриціями, они потребовали участія въ брачныхъ союзахъ, въ жертвоприношеніяхъ и въ почестяхъ; они получили трибуновъ, veto которыхъ останавливало сенатскія р?шенія; они добивались сообщенія имъ формулъ; они достигли собственности разд?ломъ завоеванныхъ областей и ageris publici. Къ несчастію, какъ я уже зам?тилъ (часть I, гл. II, № 1), отъ самосознанія они не ум?ли возвыситься до сознанія новаго закона. Это было д?ломъ христіанства.