Французская демократия

Въ Англіи, какъ и во Франціи, рабочіе классы достигли до сознанія своего положенія, права, назначенія. Они соединяются, организуются, приготовляются къ промышленной конкуренціи и не замедлятъ потребовать своихъ политическихъ правъ р?шительнымъ установленіемъ всеобщей подачи голосовъ. По словамъ одного писателя, рабочее населеніе Англіи, пользуясь средствомъ, предоставляемымъ ему англійскими законами и недавно допущеннымъ нашимъ законодательствомъ у насъ, а именно, средствомъ коалиціи, составляетъ организацію въ шесть милліоновъ челов?къ. А наши рабочія ассоціаціи заключаютъ въ себ? меньше 100,000 лицъ. Что за раса, эти упорные, неукротимые Англо–Саксы, идущіе къ своей ц?ли медленно, но в?рно, которымъ въ великихъ экономическихъ и общественныхъ вопросахъ если не всегда принадлежитъ слава изобр?тенія, за то такъ часто честь перваго осуществленія!

Исторія французской буржуазіи въ теченіе посл?днихъ 100 л?тъ подтверждаетъ этотъ законъ, хотя, правда, съ другой точки зр?нія и въ совершенно противоположномъ смысл?. Едва возникъ феодализмъ, какъ городское, промышленное и торговое населеніе пришло къ самосознанію, и результатомъ этого было учрежденіе коммунъ. Пока буржуазія им?ла передъ собой только два первыя сословія, духовенство и дворянство, сознаніе это сохранялось въ полной сил?; м?щанское сословіе отличалось, опред?лялось, чувствовало себя, утверждало себя своимъ противуположеніемъ привиллегированнымъ сословіямъ. Генеральные штаты 89 г., гд? вначал? оно было удалено на задній планъ, р?шили д?ло. Съ этихъ поръ духовенство и дворянство обратились въ политическомъ отношеніи въ ничто; среднее сословіе, по выраженіи Сіэйса, стало все. Но зам?тьте: какъ скоро буржуазія стало все, то вн? ея уже не могло ничего быть; не могло существовать другаго сословія, кром? ея; ее уже ничто не опред?ляло, и она начала утрачивать самосознаніе, которое омрачилось и нын? почти угасло. Я просто только указываю на этотъ фактъ, не выводя изъ него никакой теоріи.

Что такое буржуазія съ 89 года? Каково ея значеніе, ея существованіе, какова ея общественная роль? Каковы т? интересы, которыхъ представительницею она служитъ? Что кроется въ глубин? этой двусмысленной, полу–либеральной, полуфеодальной, сов?сти? Въ то самое время, когда б?дное, нев?жественное рабочее сословіе, лишенное вліянія и кредита, выдвигается впередъ, выясняетъ свое положеніе, заговариваетъ о своей эмансипаціи, о своемъ будущемъ, о перестройк? общественныхъ отношеній, которая должна изм?нить его теперешнее положеніе и освободить рабочихъ всего міра, – въ то самое время богатой буржуазіи, которая обладаетъ собственностью, знаніями и могуществомъ, р?шительно нечего сказать о самой себ?; съ т?хъ поръ какъ она вышла изъ своей прежней сферы, она какъ будто лишилась будущности и исторической судьбы; она потеряла и мысль, и волю. Бросаясь изъ революціонерства въ консерватизмъ, отъ республиканскихъ идей въ легитимизмъ, доктринерство и ум?ренность, влюбляясь на минуту въ представительныя формы парламентаризма, чтобы всл?дъ за т?мъ потерять даже самую способность понимать ихъ, не зная какой системы держаться, какое правленіе предпочитать, держась за власть только ради выгодъ, только изъ страха неизв?стности и для сохраненія своихъ привиллегій, отыскивая въ общественныхъ обязанностяхъ только новое поле и новыя средства для эксплуатаціи, жадно добиваясь отличій и денегъ, презирая пролетаріатъ гораздо сильн?е, ч?мъ дворянство когда?либо презирало среднее сословіе, – буржуазія потеряла всякій опред?ленный характеръ; она не составляетъ по прежнему сословія, сильнаго численностью, трудомъ и дарованіями, мыслью и волею, сословія, которое производитъ и размышляетъ, повел?ваетъ и управляетъ; она превратилась въ сбродъ, въ меньшинство, которое занимается торгашествомъ и биржевыми спекуляціями.

Въ посл?дніе 16 л?тъ она какъ будто приходитъ въ себя и начинаетъ опоминаться; ей хот?лось бы снова заявить себя, захватить прежнее вліяніе. Но для этого нужна энергія сов?сти, сила мысли, пламенность сердца, a вм?сто этого на лицо оказывается только холодъ смерти и безсиліе старости. Надо зам?тить еще вотъ что: кому современная буржуазія обязана этимъ усиліемъ надъ собою, этими заявленіями безсодержательнаго либерализма, этимъ ложнымъ возрожденіемъ, въ которое Законная Оппозиція, быть можетъ, заставила бы в?рить, еслибы его коренной недостатокъ не былъ слишкомъ хорошо изв?стенъ? Къ кому отнести этотъ проблескъ разума и нравственнаго чувства, которому однако не удастся осв?тить и оживить міръ буржуазіи? Вс?мъ этимъ буржуазія обязана единственно проявленіямъ того юнаго сознанія, которое отрицаетъ нов?йшій феодализмъ; утвержденію того чернорабочаго сословія, которое р?шительно беретъ верхъ надъ старымъ патронатствомъ; требованіямъ т?хъ самыхъ рабочихъ, которымъ тупоумные политики отказываютъ въ правахъ, принимая въ тоже время изъ ихъ же рукъ свое политическое полномочіе!..

Изв?стно ли это буржуазіи или н?тъ, все равно – роль ея кончена; она не можетъ идти далеко и не въ состояніи возродиться. Но пусть она съ миромъ испуститъ духъ! Возвышеніе рабочаго класса не поведетъ за собою устраненія буржуазіи: рабочій классъ не зам?нитъ буржуазію въ ея политическомъ преобладаніи, привиллегіяхъ, собственности и правахъ, и буржуазія не станетъ на м?сто рабочаго класса. Теперешнее, весьма ясно обозначившееся различіе между обоими классами, – рабочимъ классомъ и буржуазіею – не бол?е, какъ простой революціонный случай. Оба класса должны слиться и поглотить другъ друга въ высшемъ сознаніи; а днемъ этого окончательнаго сліянія будетъ тотъ день, когда рабочее сословіе, составляя большинство, получитъ власть и, вдохновленное новымъ правомъ и формулами науки, провозгласитъ общественную и экономическую реформу. Народности, которыя долго жили только однимъ антагонизмомъ, должны основать отнын? на новыхъ данныхъ свою политическую жизнь и независимость.

ГЛАВА III.

Выясненіе рабочей идеи. – 1. Система Люксанбурская.

Утверждая свое право и освобождая свою силу, рабочая демократія должна непрем?нно стремиться къ тому, чтобы не только выразить свою идею, но и опред?ленно выяснить кодексъ своихъ ученій; такимъ образомъ она покажетъ міру, что то сословіе, которому неотъемлемо принадлежатъ право и власть, пріобр?ло себ? и знаніе путемъ разумной и прогрессивной практики. Вотъ та ц?ль, которую я себ? задалъ въ этомъ сочиненіи. Отдавая свой предварительный трудъ на обсужденіе демократическаго мн?нія, – я хот?лъ теперь же дать эманципаціи рабочаго класса высокую санкцію науки: д?лаю я это не потому, чтобы думалъ навязывать кому бы то ни было свои мн?нія; но я уб?жденъ, что, хотя наука, особенно та, которая им?етъ д?ло съ обдуманными д?йствіями и самопроизвольными проявленіями массъ, и не поддается импровизаціямъ, ей т?мъ не мен?е необходимы постоянно возобновляемыя синтетическія обозр?нія, не вредящія своимъ личнымъ характеромъ никакимъ принципамъ, ничьимъ интересамъ.

Когда въ челов?ческихъ обществахъ пробуждается сознаніе, т. е. право, за нимъ должно сл?довать откровеніе идеи. Таковъ законъ природы, и онъ объясняется психологіею. У мыслящаго существа чувство является основаніемъ и первымъ условіемъ разума. Чтобы дойти до самосознанія надо прежде чувствовать себя: оттого?то французскія правительства такъ старательно пресл?довали и запрещали народныя сборища, сходки, собранія, ассоціаціи, словомъ все, что могло пробудить сознаніе въ низшихъ классахъ. Имъ хотятъ пом?шать размышлять и толковать между собою; самое в?рное средство для этого пом?шать имъ чувствовать себя. Пусть ихъ принадлежатъ къ семейству, какъ лошади, бараны, собаки; лишь бы только смутно сознавали себя, какъ расу и совс?мъ не сознавали себя, какъ сословіе; лишь бы къ нимъ не проникала идея: тогда, если только откровеніе не блеснетъ передъ ними извн?, рабство ихъ будетъ упрочено на неопред?ленное время.

Во Франціи въ 1789 году народъ возсталъ заодно съ буржуазіею, съ которою онъ связанъ единствомъ крови и достоинства, общностью религіи, нравовъ и идей, и разъединенъ только экономическими отношеніями, которыя выражаются въ двухъ словахъ: капиталъ и наемщика. Но народъ предчувствовалъ, что революція совершится не столько въ его пользу, сколько въ пользу буржуазіи, и это предчувствіе ясно выразилось въ поджог? дома Reveillon и въ другихъ подвигахъ печальнаго насилія. Подозр?ніе низшаго класса оправдалось; рядомъ съ партіями фельяновъ,