поддерживать его, то, по крайней м?р?, щадить, и первые нанесли ему ударъ; вялость его защитниковъ, изм?на любимцевъ, коварство оппозицій? Понятно, что поверхностные люди, в?рующіе въ д?йствительность клятвы и вполн? довольные возстановленіемъ имперіи, торжественно присягнувшіе Наполеону III, могутъ т?мъ не мен?е по неопытности, по неум?нію сдерживать языкъ и даже по излишеству своего усердія, скомпрометировать и даже погубить правительство, которое хотятъ защищать. Все?таки это люди чистосердечные и заслуживающіе снисхожденіе и состраданіе. Когда нибудь они поймутъ противор?чіе, игрушкою котораго они были: дай Богъ тогда, чтобы съ искренностью ихъ заблужденій не разс?ялась искренность ихъ сердецъ! Но вы, умники, вы, софисты, вы, знающіе почву, по которой ходите, ум?ющіе пользоваться сомнительнымъ положеніемъ правительства, противор?чіемъ его принциповъ, двусмысленностью выраженій, шаткостью интересовъ, чтобы выковывать изъ всего этого оружіе для нападенія, безупречное передъ конституціей и законами, – чистосердечны ли вы? См?ете ли вы говорить о вашей невинности? Разв? во вс?хъ р?чахъ вашихъ н?тъ предательства? Вы упрекаете правительство, зач?мъ оно не изм?няетъ политики, зач?мъ не перед?лываетъ конституціи, то есть, зач?мъ не отрекается въ вашу пользу! Да разв? мы еще не перепробовали вс?хъ правительственныхъ формъ и не пришли, наконецъ, къ полн?йшему скептицизму!
Кто же не знаетъ теперь, что лучшая изъ конституцій, за которыми мы гоняемся, на самомъ д?л?, вовсе не лучше прочихъ, и что предпочтеніе, оказываемое одной передъ другою, есть ничто иное, какъ оппозиціонная уловка? Вы отвращаете вс?хъ отъ правительства; вы подкапываетесь подъ него; вы подрываете его; вы подаете сигналъ заговорщикамъ, и когда, наконецъ, зданіе рушится, вы кричите, хлопая въ ладоши: «Мы не виноваты; мы сдержали свою присягу.» О, вы похожи на ту женщину, о которой говорится въ писаніи, что, запятнанная прелюбод?йствомъ, она ув?ряетъ, будто чиста. Вы прикидываетесь Юдифями, но въ д?йствительности вы Пентефріевы жены. Избавьте насъ отъ вашей присяги: этимъ вы сд?лаете для свободы больше, ч?мъ низверженіемъ тридцати династій.
Изъ вс?хъ нашихъ присяжныхъ ораторовъ, не идущихъ рука объ руку съ правительствомъ, г. Тьеръ мен?е вс?хъ заслуживаетъ упрека. Въ историк? Консульства и Имперіи, въ поклонник? Наполеона Перваго нельзя предположить глубокой антипатіи къ потомству его героя. Приверженцу монархической формы правленія, любящему вид?ть въ правительств? силу, власть и иниціативу, увлекающемуся военной славою, ему не за что особенно упрекать императорское правительство. Онъ говоритъ императору: «Сд?лайте вашихъ министровъ отв?тственными, вм?сто того, чтобы посылать къ намъ вашихъ государственныхъ сов?тниковъ, и я вашъ!» Такимъ образомъ, д?ло стало за малымъ, чтобы онъ примкнулъ къ правительству. Поэтому, онъ бол?е вс?хъ другихъ им?етъ право присягать, не присоединяясь къ правительству. А между т?мъ легко зам?тить, что въ этой присяг? н?тъ ничего раціональнаго, какъ и въ условіи, отъ котораго г. Тьеръ ставитъ въ зависимость свою преданность имперіи; онъ самъ знаетъ это лучше вс?хъ.
Въ предпосл?днемъ том? своей исторіи г. Тьеръ ставитъ «Дополнительный Актъ 1815 г.» гораздо выше Хартіи 1814; a в?дь ему изв?стно, что пренія законодательнаго корпуса организованы по образцу этого самаго Дополнительнаго Акта. Какимъ же образомъ то, что, исходя отъ Наполеона I, заслужило, посл? 20–л?тняго личнаго опыта, полное и сознательное одобреніе г. Тьера, можетъ встр?тить въ немъ неодобреніе, какъ скоро исполняется Наполеономъ III? Сл?довательно, г. Тьеръ ув?ренъ, что въ этомъ случа? со стороны императора не можетъ быть уступки, и потому сд?лалъ ее условіемъ своего союза съ правительствомъ, и, если будетъ можно, то принудитъ правительство принять ее. Комедія!
Но что думать о гг. Беррье, Мари, Фавр? и другихъ, которые им?ли, кажется, много причинъ отказаться отъ присяги, кром? вс?хъ требованій парламентской честности, конституціонной искренности и общественной нравственности?
Г. Беррье – приверженецъ конституціонной монархіи; это несомн?нно. Но тогда какъ г. Тьеръ объявляетъ, что для него династическій вопросъ не им?етъ значенія, и ставитъ условіемъ своего присоединенія принятіе его любимаго принципа:
То же самое относится и къ гг. Мари, Ж. Фавру, Пельтану и братіи его. Ихъ считали и многіе считаютъ досел? республиканцами. Это значитъ, что, если съ одной стороны г. Тьеръ и его друзья признаютъ монархію необходимымъ условіемъ правленія, но не придерживаются безусловно ни одной династіи, предоставляя выборъ ея вол? народа; если, съ другой стороны, г. Беррье и легитимисты утверждаютъ, что монархія должна основываться на началахъ, бол?е высокихъ, ч?мъ общая подача голосовъ, – то республиканцы полагаютъ, напротивъ, что монархическій элементъ безполезенъ, даже вреденъ; что настоящій государь – само собраніе представителей или, самое большое, выборный президентъ, назначаемый и отр?шаемый этимъ собраніемъ или избираемый народомъ. Республиканцы р?зко отличаются т?мъ, что требуютъ уничтоженія монархіи и династіи. Допустимъ даже на минуту, что, по смыслу конституцій и по духу демократической законности, они могутъ, не изм?няя своимъ принципамъ, признать Наполеона III государемъ de facto и de jure, и такимъ просторнымъ толкованіемъ своей присяги удовлетворить и правительству, и общественному мн?нію. Т?мъ не мен?е несомн?нно и неизб?жно, что они должны желать зам?нить хартію 1852 конституціей 1848, тогда какъ г. Тьеръ хочетъ лишь возвращенія къ хартіи 1830. Другими словами, они требуютъ: чтобы Наполеонъ III отрекся отъ императорскаго титула, такъ какъ онъ нарушаетъ пред?лы, назначенные ему общею подачею голосовъ; чтобы онъ отказался за себя и свое потомство отъ преимуществъ, предоставленныхъ ему сенатскими постановленіями 1852 и 1856 гг.; чтобы онъ возстановилъ правленіе въ томъ вид?, какъ оно было 1 декабря 1851, и наконецъ, чтобы онъ, если желаетъ остаться во глав? правленія, подвергъ бы себя вновь избранію, на основаніи общей подачи голосовъ, какъ президентъ республики, избираемый не пожизненно, а на срокъ. Теперь спрашивается: над?ются ли республиканцы, что Его Величество согласится на эти требованія? Но такого вопроса нельзя и задавать серьезно. Въ такомъ случа? они, значитъ, думаютъ принудить его къ этому? Но чего же стоитъ тогда ихъ присяга? И такъ, если республиканцы оппозиціи вступили въ парламентъ съ тайнымъ нам?реніемъ д?йствовать силою и возстановить республику, то этимъ они признаютъ, что ц?ль ихъ – уничтожить имперію; сл?довательно, если они не отступники, то клятвопреступники; мало того: они, быть можетъ, безсознательно, – заговорщики. А впрочемъ, что я говорю – безсознательно! Правда, они съ негодованіемъ стали бы отрицать это, если бы ихъ спросили объ этомъ въ суд?; но въ глубин? души они были бы очень довольны, если бы демократія считала ихъ заговорщиками. Вотъ до какой безсов?стности довела присяга нашихъ государственныхъ д?ятелей!
Во Франціи всякій мыслящій челов?къ, всякая разумная партія не должны допускать себя до политической присяги, которая у насъ двойственна, сложна, противор?чива, нел?па, опозорена, безсильна и лжива.
Нельзя давать двуличную, двусмысленную, обоюдоострую, противор?чащую самой себ? присягу,
