энтузиазм.
Труппа же в ответ лишь издавала тяжелый стон.
– Как,
– У нас на каждую уходят
Проблема была во времени.
Решение подыскали сами актеры. Причем такое, какое Милене совсем не понравилось.
Как-то раз, вспоминала она, ее привели на тайное собрание в пустой репетиционный класс. В дверях стоял Король, пропуская лишь членов труппы. Принцесса, Бирон, Сцилла – все свои были уже здесь, сидели на полу.
– Привет, крошка! – приветствовали они входящих. Они теперь звали друг друга исключительно «крошками».
В углу комнаты сидела Аптекарша.
Милена насторожилась: Аптекарей вокруг Зверинца ошивалось хоть отбавляй. Они торговали из-под полы суррогатными вирусами, усиливающими эмоции и способность к подражанию.
Аптекарша встала. На ней были черные лайкровые леггинсы, выгодно подчеркивающие стройные ноги, и просторная белая кофта, скрывающая круглый выпирающий живот. Лицо покрывала типичная для Аптекарей косметика: клоунски веселое обещание эмоционального изобилия.
– Любой спектакль разворачивается прежде всего в сознании! – заявила Аптекарша. – А сознания можно считывать! – Она потрясла чашкой Петри, точно бубном. В чашке на агаре росла культура вируса.
– У этого вируса есть детки, – начала рассказывать она. – Вирус сажает их внутри вас, и детки вас считывают. Затем приходит мама, собирает урожай и поглощает его. А потом она рождает новую пьесу – для всех вас. И так можно сделать с любой пьесой. – Она подняла руку в перчатке, как бы говоря: что может быть проще?
Крошки зааплодировали. Представление пришлось им по вкусу.
– Так это не одна болезнь, а две, – заметила Милена.
Женщина изменилась в лице.
– Первая болезнь выхватывает целые куски личности. Вторая – это вирус-переносчик, который собирает всю эту информацию и объединяет ее. Верно?
– Точно. Всего-то делов, – с клоунской улыбкой сказала Аптекарша, снова воздевая руку в перчатке.
– Обоим вашим вирусам нужно собрать информацию. ДНК должна быть открыта для изменений. Значит, ни один из них не может быть покрыт Леденцом. Очевидно, ваш вирус-переносчик самовоспроизводится. У него что, два набора хромосом – один для информации, другой для воспроизводства?
– Два набора только у вируса-переносчика, – сказала женщина.
– Только у вируса-переносчика, – мрачно повторила Милена.
– Ну и что? – не поняла Сцилла.
– Да то, что он заразный! Он заразный и способен мутировать. Черт возьми, женщина, да эта твоя дрянь – настоящий конец света!
– Э-э… Ма. Мы знаем, ты не любишь вирусы… – начал Король.
– Да неважно, что я люблю, а что нет. Дело в том, что эти вирусы могут понаделать! Они поглощают сознания. Они превращают сознания в заразную болезнь. Один человек может превратиться в другого. Нами может завладеть кто угодно!
– Этот вирус в ходу у многих Братств, – заметила Аптекарша. – Он применяется всякий раз, когда людям приходится обмениваться информацией или когда требуется знать заранее, что сейчас сделает тот или иной человек.
– И много ты уже таких продала? – задала Милена вопрос слегка подсевшим голосом.
– Да уж немало.
– Знай об этом Партия, тебя бы мигом отправили на Считывание – только в ушах бы зазвенело.
– Ага, только для начала меня еще найти надо, – дерзко усмехнулась Аптекарша.
– Так что, я понимаю, клоунский прикид – лишь прикрытие? – понимающе улыбнулась Милена.
Женщина-клоун улыбалась как ни в чем не бывало.
Бирон придвинулся к Милене. Он тогда еще не был беременным: пышная борода, белые зубы – красавец, одним словом.
– Ма, – сказал он, – милая. Да ты глянь: вирусы среди нас употребляют
И Милене открылась ужасающая истина. Люди привыкли к тому, что вся информация приходит к ним через вирусы. Они свыклись с этим настолько, что считают это естественным, а потому безопасным. От охватившего ужаса Милена ладонью прикрыла себе рот.
– Вы зомбированы. Вы настолько им доверяете, что не подозреваете, чем все это может обернуться.
Ощущение было такое, будто захлопнулась некая ловушка. Все эти люди привыкли к тому, что вирусы делают за них разную умственную работу; им вдолбили, что вирусы – некое безоговорочное благо.
– И послушай, Ма. Нам же всем нужно быстрее работать над постановками.
– На репетиции одного-единственного спектакля уходят месяцы, – амбициозно заметила одна юная артистка, с лицом, похожим на редиску; имени ее Милена не помнила.
– Вы все знали об этом с самого начала, когда мы только приступали, – догадалась наконец Милена.
– А ты как думала! – чуть ли не с возмущением воскликнул Бирон. – Если уж ты взялся зарабатывать этим на жизнь, то спектаклей надо готовить все больше и больше, по нарастающей. А каждый из тех, что ты нам подтаскиваешь, – совершенно новый, для отдельно взятого Братства.
«Они не привыкли мыслить самостоятельно», – поняла Милена.
– Если мы на это не пойдем, – заметила Принцесса – в то время она еще не заикалась, – тогда нам придется распрощаться с новыми пьесами и опять талдычить старые.
– Послушай, Ма, – вмешалась Сцилла. – Чао Ли Сунь не имел бы ничего против. Мы не берем чью-то чужую ценность, мы сами создаем свою. И имеем на это право.
– Дело здесь не в партийных принципах, – отмахнулась Милена.
– Это я к тому, что нам надо и о деньгах как-то подумать.
Дело было в экономике. В том, что вирусные версии давались в уже готовом, завершенном виде. Это было дешевле, чем создавать и репетировать новые постановки. Крошки могли поднять любую пьесу; главное, чтобы она окупалась.
Аптекарша поспешила использовать выгодную для себя диспозицию.
– Один-два дня, – оживилась она, – единственно, что потребуется на то, чтобы собрать ваши идеи, слить их в единое целое, малость шлифануть. Не скажу, что пьеса прямо-таки засияет с первого же захода. Но вы сэкономите время.
– Мы пойдем на это, Ма, – с увещевающей улыбкой обернулся к Милене Бирон.
– Не надо этого делать, – взмолилась Милена, нервно потирая лоб.
На ее глазах Аптекарша провела пальцем перчатки каждому по языку.
– Представьте, что это поцелуйчик, – приговаривала она.
– Мне не надо, – отказалась Милена.
Крошки у нее на глазах бледнели, тускнели, занемогали. Она нянчилась с ними, ухаживала, выбивала для них авансы за спектакли, организовывала коллекции, доставку, реквизит. За следующие полтора года Крошки поставили сто сорок два новых спектакля. Какое-то время казалось, что все идет как надо.
МИЛЕНА ВСПОМИНАЛА, как повстречала Макса.
Макс был дирижером одного из оркестров Зверинца. Он мог взяться за оркестровку «Божественной комедии».
Милена вспоминала, как она стоит в его неприветливом кабинете. (Когда это, интересно, было? Вроде бы в конце ноября, через месяц после ухода Ролфы.) Макс сидел за огромным письменным столом черного цвета. Предназначением стола – теперь это было Милене окончательно ясно – было производить
