Пожар в его сердце

Ее длинная ночная рубашка из тонкого батиста слегка просвечивала, открывая пленительный и волнующий силуэт. У Клинта даже руки заныли, так он желал схватить Тару в объятия.

– А сегодня вечером вдруг захотелось? – спросил он без всякой задней мысли. Когда же до него дошел скрытый смысл его слов, было уже поздно.

Клинт видел, как в ее глазах мелькнуло дикое выражение. Но она тоже сделала вид, что не заметила двусмысленности вопроса.

– Ага. Проснулась и подумала – здорово было бы выпить чашечку горячего шоколада, – сказала она и посмотрела в сторону кухни.

Он кивнул.

– Звучит заманчиво.

– Хочешь? Чашечку шоколада?

Клинту хотелось совершенно не этого, но он ответил:

– С удовольствием. Тебе помочь?

– Не надо. Я быстро. – Тара мышкой шмыгнула на кухню. – Все под контролем.

– Жизненный принцип.

Она снова сунула голову в гостиную.

– Твой или мой, Эндовер?

– Наш, я думаю.

– Да. – Она снова исчезла на кухне. – Но иногда от этого устаешь.

– От чего? – Клинт встал и последовал за нею. – От попытки держать все под контролем?

– Боюсь, это необходимо. Во всяком случае, мой образ жизни этого требует.

Тара стояла у плиты. Свет на кухне был ярче, отчего ее рубашка казалась еще прозрачнее. Она уже не скрывала от его жадных глаз ни плавного изгиба бедер, ни грудей, похожих на созревшие сочные плоды.

– Даже теперь? – спросил он, чувствуя, как все его тело ломит от желания. – Твой образ жизни и сейчас требует, чтобы ты держала все под контролем?

Его собственный образ жизни именно этого и требовал.

Рука Тары дрожала, когда она наливала в чайник воду.

– Честно говоря, я бы с удовольствием вырвалась на несколько дней к озеру.

– Любишь ездить на природу?

– Да. Там можно вздохнуть свободно, побыть самой собой. Не думать ни о ком. Не отвечать ни за что. – Она умолкла и стала насыпать ароматный порошок в две большие чашки. – Не знаю, почему я все это тебе говорю.

– Наверное, потому, что, как только часы пробьют двенадцать, ты превращаешься из медсестры в женщину.

– Надеюсь, это так.

– Это так.

Тара повернулась, подошла вплотную к нему и в нерешительности застыла, глядя куда-то вниз.

– Извини. Мне нужна ложка.

Но Клинт не двинулся с места. Он взял ее за руку, притянул к себе и едва не застонал от наслаждения, почувствовав прикосновение ее мягкого бедра к своей твердеющей плоти.

Клинт был не святым. Он любил женщин, любил женское тело, его запах.

Конечно, он всегда был с ними честен, сразу давая понять, что ищет женщину всего на одну ночь.

Но с Тарой все не так просто.

Инстинкт говорил ему – одной ночью дело не кончится. Именно поэтому Клинт старался держаться от нее подальше.

Не удалось.

Клинт поднес руку Тары к лицу и с наслаждением потерся о ее теплую ладонь.

– Ты можешь быть самой собой. Не думать ни о ком. Не отвечать ни за что.

– Это условие, Эндовер? – спросила она хрипло.

– Это обещание.

Что я говорю? Я же никогда никому ничего не обещаю…

– Хорошо, если так, – выдохнула Тара в его шею, отчего по коже Клинта побежали мурашки.

И сразу привычно заболел уродливый шрам на груди, напоминая, что ему следует избегать по- настоящему близких отношений.

Но на сей раз Клинт не внял предостережению.

– Это не в нашей власти, верно? – спросила Тара, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. – Мы все равно уже не сможем остановиться?

– Мне кажется, нет.

– Тогда пусть будет, как будет.

– Пусть.

На самом деле Клинт впервые в жизни не был уверен в том, что делает. Он хотел бы дать ей все, что она только пожелает, но прежде всего – возможность дышать свободно.

Он тоже хотел бы вздохнуть свободно. Но когда Тара положила руки ему на грудь, Клинт вздрогнул. Он не позволял женщинам дотрагиваться до шрама, даже через одежду. Это был след его прошлого, которое он не имел права забыть.

С нежной силой он взял Тару за запястья и отвел ее руки.

Но Тара не отступила. Она лишь теснее прижалась к Клинту и прошептала ему прямо в губы:

– Я знаю про твой шрам. – Да, она знала – однажды ночью в доме, где жил Клинт со своей женой, случился пожар. Много людей пострадало, а Эмили погибла.

А Клинт винит себя в том, что он не смог ее спасти…

Он задрожал от желания и боли.

Про пожар знал весь город. Но про шрам…

– Откуда?

– Я работала с пострадавшими на… после случившегося.

– А что, медсестры всегда все друг другу рассказывают? – спросил Клинт жестко.

– Нет-нет. – Тара перевела взгляд на его губы, затем снова посмотрела в глаза. – Но про тебя говорили.

– Ну разумеется. «Бедняжка, его так изуродовало» – злобно прошипел он.

Тара удивленно отпрянула. Но только на мгновение. Потом ее зеленые глаза нежно засветись, а губы изогнула улыбка.

– Если я правильно помню, – произнесла она, и ее теплое дыхание ласкало лицо Клинта, – все наши девчонки только о том и говорили, какое у тебя прекрасное тело, и кидали жребий, кому тебя мыть.

Клинт растерялся. Как она это делает? Как ей удалось в одну секунду развеять его боль и гнев, оставив лишь нежное желание?

Он наклонился и слегка укусил ее за губу.

Из горла Тары вырвался низкий стон, но она оторвалась от него, чтобы прошептать:

– Не бойся, я не буду до него дотрагиваться. Я не прикоснусь к твоему шраму, пока ты сам меня не попросишь.

– Я никогда не попрошу об этом, Тара. – Клинт жадно впился в ее губы, боясь потерять хоть секунду. Ведь в любой момент Тара могла решить, что совершает ошибку, и сбежать. И он торопился насладиться нежностью ее губ, ответным жаром ее тела, пьянящим запахом ванили…

– Клинт…

– Молчи, Тара, – произнес он хрипло. – Ради нас обоих, прошу тебя: молчи. – Он отпустил ее запястья и запустил пальцы ей в волосы. Она была такой сладкой, такой запретной, что он готов был простоять так целую вечность. Он уже не думал о завтрашнем дне, он наслаждался сегодняшним. Он доверился своему инстинкту.

И если это инстинкт саморазрушения, значит, так тому и быть.

С блаженным стоном Клинт провел руками по ее шее, плечам, спине, бедрам. Нетерпеливые пальцы