«Годивы».
– Большое спасибо, Лулу.
– Да, да. – Она пила черный кофе с конфетами; вину на время была дана отставка. – Я уже говорила, что терпеть не могу эти ваши интервью. Они напоминают допросы, которые устраивали полицейские после ареста участников демонстраций протеста.
– И против чего вы протестовали?
Она посмотрела на него с жалостью.
– Бросьте. Это же было в шестидесятых. Легче перечислить, против чего мы не протестовали.
Он решил, что это хорошее начало.
– Вы жили в коммуне, верно?
– Иногда. – Она пожала плечами. – Но чаще шаталась туда-сюда. Спала в парках, на пляжах – в общем, где придется. Бывала в таких уголках страны, которых не увидишь, путешествуя в семейном мини-вэне и останавливаясь в «Холидэй-Инн».
– Не сомневаюсь. А как вы попали сюда? На Три Сестры?
– Отправившись на восток.
– Лулу… – взмолился он.
– О'кей, не смотрите на меня щенячьим взглядом. – Она устроилась на диване поудобнее. – Я стала бродягой в шестнадцать лет. Не поладила с семьей. – Лулу наклонилась и взяла еще одну конфету.
– Для этого была какая-то особая причина?
– Да нет. У моего старика были узкие взгляды и тяжелая рука, а мать плясала под его дудку и вдобавок играла в карты с другими дамами. Я не смогла этого вынести. Удрала при первой возможности, а поскольку я была занозой в их задницах, искать меня не стали.
Маку показалось, что о равнодушии родителей она говорила с грустью. Но он знал Лулу и понимал, что малейший признак сочувствия закончился бы для него ударом в зубы.
– И куда вы направились?
– Куда глаза глядят. Какое-то время жила в Сан-Франциско. Будучи под кайфом от марихуаны, отдала свою девственность симпатичному парню по имени Бобби.
Она улыбнулась; несмотря на годы и обстоятельства, это воспоминание было приятным.
– Делала «любовные бусы»[6] для пропитания, слушала музыку, решала все мировые проблемы. Выкурила кучу «косяков»,[7] иногда принимала ЛСД. Колесила по Нью-Мексико и Неваде с парнем по имени Спайк – ничего себе кликуха, да? – на его «Харлее».
– В шестнадцать лет?
– Наверно, уже в семнадцать. Шестнадцать бывает лишь раз в жизни. Жила как цыганка. У меня чесались пятки. – Она пошевелила пальцами в древних «биркенстоксах». – Иногда кое-где оседала. Например, в одной коммуне в Колорадо. Там я научилась выращивать овощи и готовить их. И вязать тоже. Но…
Ее глаза за стеклами очков приняли суровое выражение.
– Вам ведь нужна вся эта мистическая чушь, а не воспоминания хиппи-триппи, верно?
– Я буду благодарен за все.
– Мне снились сны. Не специально, – после некоторых раздумий сказала она. – Тогда мне и в голову не приходило промышлять этим. Мне снились сны об этом месте. О Трех Сестрах. Я видела дом на утесе и женщину с рыжими волосами.
Мак, набрасывавший в блокноте портрет Лулу, остановился и поднял глаза.
– Майю?
– Нет. – Поскольку речь зашла о прошлом, Лулу зажгла ванильную свечку в виде конуса. – Эта снившаяся мне женщина плакала и просила, чтобы я позаботилась о ее детях.
Мак помнил, что там, во всей этой истории, имелась няня. Та, которая была Огнем, оставила детей на ее попечение, а потом прыгнула со скал.
– Реинкарнация? – Он что-то нацарапал в блокноте. – Связь внутри круга?
– Каждый раз после такого сна мне приходилось брать ноги в руки… Короче, в конце концов, я очутилась в Бостоне без гроша в кармане. Но тогда это меня не колыхало. Всегда кто-то знал кого-то, у кого можно было бросить кости. Однажды девица, которая называла себя Лютик – о господи, – сказала, что мы все должны сесть на паром и отправиться на остров Трех Сестер. Ей нравилось считать себя ведьмой, но, насколько я помню, она была дочерью богатого адвоката, деньги которого спускала в колледже. На содержание, которое выплачивал ей папочка, она смогла купить билеты всем. Я поехала, потому что это было даром. Они вернулись, а я осталась.
– Почему? – спросил ее Мак.
Лулу ответила не сразу. Несмотря на связь с Майей, Рипли, Нелл и самим островом, о своем участии в магии она говорить не любила.
Это всегда вызывало у нее неловкость.
Но Мак слушал ее спокойно, как всегда. И ей это очень нравилось.
– Я поняла, что это мое место, как только Три Сестры показались из воды. Я чуть не выпрыгнула из штанов, – продолжила Лулу. – Как и все мы. Конечно, Лютик дура, но она была заводилой. Я увидела остров ясно и четко, словно в магическом кристалле. Может быть, в этом была виновата марихуана, но большей красоты я в жизни не видела. Подняла глаза, увидела дом на скалах и подумала: «Вот дерьмо, это же то самое место, куда я ехала!» Я удрала от Лютика и остальных, как только мы сошли на пристань, и больше никогда о них не вспоминала. А они наверняка до сих пор ломают себе голову, что со мной случилось… – Вы пошли работать к бабушке Майи?
– Не сразу. Я не искала места. На мой взгляд, это было чересчур буржуазно. – Она сняла очки и начала протирать стекла. – Какое-то время я жила в роще, питаясь ягодами и тем, что удавалось стащить на огородах. Думаю, я проходила вегетарианский период. – Она улыбнулась, а потом слегка нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.
Было приятно вспоминать себя молодой, беспечной и довольной жизнью.
– Но это продолжалось недолго. Кто родился плотоядным, тот плотоядным и умрет. Так вот… однажды я голосовала, и мимо проезжала женщина на шикарной машине. Она остановилась, вылезла и осмотрела меня с головы до ног. Я догадывалась, что ей немного за шестьдесят, но когда ты считаешь, что после тридцати жизнь кончается, такие люди кажутся тебе глубокими стариками… – Она сделала паузу, засмеялась и снова надела очки. – Какого дьявола, я хочу выпить! Выпьете со мной?
– Нет, спасибо. Я за рулем.
– Мак, вы скорее умрете, чем измените своим принципам, верно? – Она пошла на кухню и закричала оттуда: – Я всегда была замухрышкой, а после двух недель на подножном корму от меня остались кожа да кости! У меня были длинные волосы, которые я заплетала в косы. О чем я тогда думала? Эта женщина была старая, но красивая. Темно-рыжие волосы, одета как леди, возвращающаяся с файф-о-клока. У нее были темные-претемные глаза, и когда они уставились на меня, клянусь, я услышала шум волн, разбивающихся о скалы, и рев бури. Я почувствовала дуновение ветра, хотя день был жаркий и душный. И услышала детский плач.
Лулу вернулась с бокалом в руках и забралась обратно на цветастый диван.
– Она позвала меня в машину. Просто так. И я села. Тоже просто так. Без всяких уговоров. У миссис Девлин была сила. Такая же, как у ее внучки. Тогда я этого не знала. Просто чувствовала. Она привезла меня в дом на скалах.
Лулу помолчала.
– Я любила ее. – У Лулу возник комок в горле, и она проглотила его вместе с вином. – Уважала и восхищалась. Она была мне ближе, чем кровная родня. Родители никогда не обращали на меня внимания, и я привыкла к этому. Но она учила меня. Передавала свою любовь к чтению, доверяла мне. Заставляла меня работать за стол и кров. Мать-перемать, она хотела, чтобы я выполняла свои обязанности! Я столько раз убирала их здоровенный дом, что могла бы делать это даже во сне.
– Вы не знали, что она – ведьма?
Лулу почесала в затылке. Похоже, раньше она об этом не думала.
