Гермиона подняли свои палочки — теперь, когда они остановились, они также услышали движение рядом.
— О, — сказал Хагрид спокойно.
— Мне казалось, что тебе было ясно сказано, Хагрид, — произнес мужской голос, — что мы не хотим больше тебя здесь видеть.
Голое туловище человека, казалось, в течение нескольких секунд плыло к ним через пеструю зеленую полутьму; потом они увидели, что его талия плавно соединяется с каштановым телом лошади. У этого кентавра было гордое лицо с высокими скулами и длинные черные волосы. Как и Хагрид, он был вооружен: за его плечами были колчан полный стрел и длинный лук.
— Как дела, Магориан? — спросил Хагрид осторожно.
Деревья позади кентавра зашелестели и еще четверо или пятеро кентавров появились позади него. Гарри узнал чернотелого и бородатого Бэйна, с которым он встретился почти четыре года назад в ту же самую ночь, когда он встретил Фиренза. Бэйн не подал вида, что он видел Гарри и раньше.
— Так, — объявил он с противной интонацией в голосе и обратился к Магориану. — Мы пришли к соглашению о том, что мы сделаем, если этот человек когда-либо покажется снова в Лесу?
— Этот человек теперь — это я, не так ли? — раздраженно проворчал Хагрид. — И все из-за того, что я не дал всем вам совершить убийство?
— Ты не должен был вмешиваться, Хагрид, — ответил Магориан. — Наши пути — не ваши пути, наши законы — не ваши законы. Фиренз предал и опозорил нас.
— Не знаю, как вы до этого додумались, — нетерпеливо буркнул Хагрид. — Он всего лишь помог Альбусу Дамблдору…
— Фиренз вступил в рабство к людям, — промолвил серый кентавр с морщинистым лицом.
— Рабство! — повторил Хагрид зло. — Он сделал Дамблдору, одолжение, вот и все…
— Он продает наши знания и тайны людям, — продолжал Магориан спокойно. — Не может быть никакого искупления от такого позора.
— Что ж, если ты так считаешь, — проворчал Хагрид, пожимая плечами, — но лично я думаю, что ты совершаешь большую ошибку…
— Так как ты, человек, — сказал Бэйн, — вернулся в наш Лес, после того, как мы предупредили тебя…
— Теперь послушай меня, — заявил Хагрид сердито. — Тоже мне, почему это — «наш» Лес? Тебя не касается, кто сюда приходит и уходит.
— Это больше не касается и тебя, Хагрид, — мягко сказал Магориан. — Я позволю тебе пройти сегодня, потому что ты сопровождаешь твоих юных…
— Они не его! — высокомерно перебил его Бэйн. — Это студенты, Магориан, из школы! Они вероятно уже извлекли пользу из обучения предателя Фиренза.
— Однако, — спокойно продолжил Магориан, — резня жеребят — ужасное преступление, мы не трогаем невинных. Сегодня, Хагрид, ты пройдешь. Впредь оставайся далеко от этого места. Tы утратил дружбу кентавров, когда помог предателю Фирензу избежать нашей мести.
— Стану я держаться подальше от Леса из-за кучки старых мулов вроде вас! — громко сказал Хагрид.
— Хагрид, — позвала Гермиона высоким и испуганным голосом, когда Бэйн и серый кентавр стали рыть землю, — идем, пожалуйста, пойдем!
Хагрид двинулся вперед, но его арбалет был все еще поднят, а глаза все еще угрожающе взирали на Магориана.
— Мы знаем, что ты хранишь в Лесу, Хагрид! — кричал Магориан им вслед, когда кентавры уже скрылись из вида. — Мы начинаем терять терпение!
Хагрид обернулся и сделал движение, как будто хотел идти прямо назад к Магориану.
— Вы будете терпимы к нему столько, сколько он будет здесь, это его Лес точно также как и ваш! — закричал он, когда Гарри и Гермиона оба упирались изо всех сил в меховой жилет Хагрида, пытаясь его остановить. Все еще хмурясь, он посмотрел вниз. Выражение его лица сменилось некоторым удивлением, увидев, что они подталкивают его — казалось, он не чувствовал этого.
— Успокойтесь, вы оба, — сказал он, поворачиваясь и продолжая идти, в то время как они еле поспевали за ним. — Это всего лишь старые мулы, а?
— Хагрид, — обратилась к нему Гермиона задыхаясь, обходя заросли крапивы, которые преграждали им путь, — если кентавры не хотят видеть людей в Лесу, действительно не похоже, чтобы Гарри и я смогли…
— Ах, вы слышали, что они сказали, — ответил Хагрид отрицательно покачав головой, — они не будут калечить жеребят — я имею ввиду, детей. Так или иначе, мы не можем позволить быть изгнанными этой шайкой.
— Хорошая попытка, — пробормотал Гарри удрученной Гермионе.
Наконец они достигли дорожки и еще через десять минут, деревья начались становиться тоньше, они снова смогли увидеть куски ясного синего неба и расслышать вдалеке звуки приветствий и крика.
— Еще гол? — спросил Хагрид, останавливаясь в просвете деревьев, увидев впереди Квиддичный стадион. — Или матч уже закончился?
— Я не знаю, — сказала Гермиона несчастным голосом. Гарри заметил, что она выглядела крайне потрепанной — волосы были полны прутьев и листьев, одежда разорвана в нескольких местах, на лице и руках — многочисленные царапины. Он знал, что сам выглядит немногим лучше.
— Знаете, я думаю, он уже закончился! — заметил Хагрид. — Взгляните, там люди уже выходят. Если поторопитесь, вы вполне можете смешаться с толпой, и никто не узнает, что вас там не было!
— Хорошая идея, — согласился Гарри. — Ну… тогда до свидания, Хагрид.
— Я ему не верю, — неровно произнесла Гермиона когда они отошли от Хагрида на почтительное расстояние. — Я ему не верю. Я действительно не верю ему.
— Успокойся, — сказал Гарри.
— Успокойся! — повторила она лихорадочно. — Великан! Великан в Лесу! И мы, как предполагается, даем ему уроки английского! Не забывая, конечно, что в любой момент мы можем натолкнуться на стадо кровожадных кентавров! Я — ему — не — верю!
— Мы пока еще не должны ничего делать! — Гарри пробовал убеждать ее тихим голосом, так как они уже присоединились к потоку болтающих хаффлпаффцев, идущих обратно к замку. — Он не просит, чтобы мы делали что-нибудь, если его не выгонят, а это не обязательно должно случиться.
— О, оставь это, Гарри! — сердито сказала Гермиона, застывая на месте, как мертвая, так, что людям приходилось обходить ее. — Конечно, его скорее всего выгонят. Ты еще сомневаешься?
Повисла пауза, во время которой Гарри не отводил взгляда от нее и ее глаз, медленно наполнявшихся слезами.
— Ты не это хотела сказать, — спокойно сказал Гарри.
— Нет… ну… хорошо… я хотела сказать не это, — согласилась она, сердито вытирая глаза. — Но почему он всегда так усложнять жизнь? И себе и нам?
— Не знаю…
— И еще я хочу, чтобы они прекратили петь эту дурацкую песню, — несчастно пробормотала Гермиона, — разве они недостаточно злорадствовали?
Большой поток студентов продвигался по склону лужайки от места матча.
— О, давай войдем раньше, чем нам встретятся слизеринцы, — предложила Гермиона.
