должен стараться быть в хороших отношениях со своим бессознательным. Следует
прислушиваться к своим настроениям, не отбрасывать как “мусор”, случайные мысли,
намерения, фантазии и даже сны. Грубое обращение с бессознательным, невнимание к
его требованиям и сигналам может стать источником беспокойства, озабоченности.
Регулярная психическая зарядка — игра, шутка, беседа — важные условия
поддержания здоровья. Излишняя внутренняя запрограммированность, отказ от
удовлетворения “случайных” желаний не способствует поддержанию душевного
здоровья. Доставить себе иногда удовольствие, потратить деньги на развлечение
или какой-нибудь пустяк вполне разумно, если мы не хотим, чтобы подавленное
“малое желание” увеличило и без того большой груз вытесненного.
Нужно внимательно относиться к странностям, капризам бессознательного. Например,
пациент жалуется на навязчивую привычку считать окна в домах или часто
возникающую, хотя и лишенную эмоциональной окраски мысль — ударить человека.
Психиатры старой школы стали бы убеждать пациента, что считать окна — глупо, а
бить человека — аморально. Фрейд так не поступает. Он в какой-то мере
солидаризуется с пациентом, признает серьезность, значимость этих, на первый
взгляд, бессмысленных и аморальных побуждений. Он старается выявить их скрытый
смысл, найти подавленное желание и поставить его под контроль сознания.
Моралисты прошлого предъявляли к личности неоправданно жесткие требования: не
только не совершать дурных поступков, но и не иметь дурных мыслей, дурных
фантазий и желаний. Один римский император приказал даже казнить своего
подданного за то, что тому приснилось, будто он убил императора. Он поступил
несправедливо. Ему бы следовало поинтересоваться, что означало это сновидение.
Если даже какой-нибудь сон или фантазия имеют преступный смысл, уместно будет
вспомнить Платона, который говорил, что добродетельный человек ограничивается
тем, что ему снится, в то время как дурной человек это делает. Подавлять желания
и фантазии — не лучший способ от них избавиться.
Правильнее будет, сосредоточив внимание на “дурной” мысли, ввести “отщепленное”
желание в целостный душевный контекст, переосмыслить его. Чрезмерно жесткая
требовательность к собственной психике отрицательно сказывается на развитии
личности — также, как распущенность и безответственность. Во всем нужна мера.
Усиленное акцентирование идеальных целей в противовес реальной направленности
поступков, столь же опасно и нездорово, как и отсутствие идеалов. Напряжение
между “я” и 'оно', “я” и 'сверх-я', или, если говорить более привычным языком,
противоречия между разумом и желанием, желанием и долгом, идеалом и реальностью
могут быть плодотворными, так как они заставляют человека искать,
совершенствоваться, преобразовывать действительность. Но эти напряжения при
отсутствии реалистической стратегии и регулярной разрядки способны
невротизировать личность, попусту истощать жизненную энергию. Скромность,
стыдливость считаются хорошими качествами. Но чересчур сдержанные люди, боящиеся
выговаривать вслух свои интимные проблемы даже с друзьями — рискуют приобрести
невроз. “Выговаривание” тревожащих мыслей дает хорошую разрядку. В дружеской
беседе любую проблему можно осмыслить шире и глубже, чем наедине. Каждый может
стать психотерапевтом для другого.
Значение психогигиенических идей Фрейда снижается из-за того, что он не старался
осмыслить их в социальном и духовно-этических аспектах. Душевное здоровье
неразрывно связано с образом жизни людей, уровнем культуры народа, соблюдением
законности, от которых зависят частота, глубина, массовость травмирующих
впечатлений.
§9. Остроумие и его отношение к бессознательному.
Работа Фрейда об остроумии была следующим шагом в расширении представлений о
бессознательном. Понятие “остроумие” нелегко определить. Острота есть нечто
схожее с эстетической категорией комического. Она сходна с юмором, сатирой,
иронией. Остроумие отличается от художественно-образных его видов. Остроумными
могут быть не только пьеса или эпиграмма, но и богословский трактат, решение
научной проблемы. Если сновидения и психические аномалии обыденной жизни можно
рассматривать как пограничные явления, то остроумие есть ценность, талант, дар.
Остроумных людей — немного. Однако и остроумцы навлекали на себя гнев и
раздражение лиц, над которыми им случалось подшутить. Шутили ведь не только над
авторитетными людьми, но и над политическими лидерами, идеологическими
принципами. В советские времена за рассказывание политических анекдотов давали
десять лет тюрьмы. Рассказанный анекдот о начальнике сплачивает слушателей в
сообщество и одновременно делает их потенциальными критиками существующих
порядков. Остроумие тоже является чем-то “пограничным” — но не в смысле
психической нормы и патологии, а в смысле социального и антисоциального.
Остроты, как правило, индивидуальны и ситуационны. Их нельзя повторить без
ущерба смысла и эффекта. Однако многие остроты допускают обобщения и
превращаются в анекдоты, которые имеют уже безличный характер. Анекдот, в свою
очередь, может быть развернут в комический образ, который войдет в ткань
художественного произведения. Остроты почти всегда задевают чье-то самолюбие. Но
для придумавшего остроту и сочувствующих ему — она есть способ возвыситься над
действительностью. Остряк наживает себе врагов, его вызывают на дуэль,
наказывают в уголовном порядке — если объектом его насмешки оказываются
политические или религиозные авторитеты. Но остряком восхищаются, его цитируют и
прославляют. Острота, таким образом, есть не только вызов и насмешка, но и нечто
высоко ценимое.
Книга Фрейда об остроумии изобилует шутками и анекдотами, большей частью
еврейского и английского происхождения. Англия — классическая страна буржуазного
либерализма и индивидуализма. Но с пуританской моралью англичан нередко
ассоциируются такие черты, как ханжество и причуды. Типичное для англичан
“расслоение” прокламируемых принципов и реального поведения, известное
английское лицемерие, служат питательной почвой для юмора. Именно Англию
называют иногда родиной анекдотов. Известны также русские, еврейские анекдоты.
Но мало приходится слышать об анекдотах индийских или китайских. Культуры
восточных народов кажутся в каком-то отношении чересчур серьезными. Это можно
было бы объяснить отсутствием в них контраста между сознанием и бессознательным,
“верхом” и “низом”, духом и материей, а также ряда других смысловых оппозиций,
характерных для европейского сознания. Индусы и китайцы не ощущают столь сильно
противоречия между плотским и духовным, сексуальным и моральным, упорядоченным и
хаотическим, рациональным и чувственным, как европейцы. А ведь именно
столкновение этих противоположностей определяет содержание многих острот.
Фрейд обращает внимание на то, что остроты возникают с помощью тех же
психологических механизмов, что и сновидения, фантазии, художественные образы,
т. е. с помощью “сгущения”, “смещения”, “символизации”. Англичанин, желая
знакомому приятного “викэнда” вместо “гуд холидэйс” говорит “гуд алкохолидэйс”.
Острота облечена в форму оговорки, что делает еще более эффектным соединение в
одном слове двух близких в быту понятий: алкоголь и выходной день.
