ли культура репрессивной всегда? Сможет ли человек, укрепляя свой разум и
ослабляя в тех или иных местах культурные сдержки, достичь гармонии природного и
культурного?
Главные источники культуры находятся не в личности, а внутри ее: они укоренены в
бессознательном. Человек не раз восставал против культуры, пытался сбросить ее с
себя и вернуться в девственное состояние, но каждый раз за это жестоко
расплачивался. Те травмы, которые он испытывал на своем историческом пути,
мощные и жестокие вытеснения первичных влечений были источником основных
запретов, “табу”, на которых держится культура. Эти табу, (например, на
каббализм или инцест) входят в структуру личности, благодаря чему сама мысль о
людоедстве или кровосмешении вызывает отвращение.
Ценности культуры имеют одну основу — отказ от влечений. Как, например, человек
овладел огнем? Первым побуждением при встрече с огнем было желание затушить его
струей мочи: языки огня, напоминавшие возбужденный половой орган, вызывали
чувство гомосексуального соперничества. Туша огонь, мужчина наслаждался своей
мощью, чувствовал себя победителем. Чтобы сохранить огонь, нужно было преодолеть
этот порыв. Поскольку мужчине приходилось бороться с сильным искушением,
хранительницей огня, домашнего очага была поставлена женщина. У нее не было
желания мочиться на огонь.
Важнейшие принципы культуры выросли, согласно Фрейду, из каких-то отказов и
вытеснений. Нормы культуры — “зарубки” на стволе культуры. Стремление к чистоте,
порядку, бережливости, равно как и отвращение к грязи, хаосу, распущенности
являются “следами” вытеснения либидо на анальной стадии развития. Вытесненная
любовь к экскрементам, страх запачкаться, обусловливают стремление к чистоте.
Если элементарной формой культуры является запрет, то нужно исследовать систему
запретов у людей дописьменных культур. Фрейда интересовали табу, тотемные
символы, верования, касающиеся мертвых, запреты на общение с родственниками у
примитивных народов.
Табуированный предмет является святым и нечистым одновременно. Его почитают и
боятся. Табу нельзя касаться, нельзя на него смотреть, соответствующее слово
нельзя произносить. Нарушивший запрет сам становится табу, которое обладает
способностью распространяться как зараза. Хотя функцией табу может быть защита
важных лиц, предохранение от вредных веществ и опасных животных, табу, в
принципе, иррационально и не нуждается в обосновании. Нарушение табу может быть
искуплено омовением или иным церемониалом.
Фрейд обратил внимание на сходство поведения, связанного с табу, и невроза
навязчивых состояний. Последний проявляется в том, что человек через 'сверх-я'
принуждается к совершению действий, лишенных рациональной мотивации. К
табуированному предмету он испытывает страх. Образ привлекательного предмета —
гениталий был вытеснен, желание перенесено на другой предмет. Но и страх был
перенесен вместе с желанием. Был совершен новый перенос на новый предмет и т. д.
Так возник широкий круг запрещенных, табуированных объектов и связанных с ними
навязчивых действий.
Фрейд, однако, не отождествляет табу и невроз. Табу — социальное явление. Невроз
— индивидуален. Коллективность табу говорит об универсальной черте психики
примитивных людей, ее внутренней конфликтности. Преодолев естественное состояние
и разграничив внутри себя самостоятельные зоны: 'оно', “я” и 'сверх-я', человек
ощущает постоянную возможность внутреннего конфликта и предохраняется от него
установлением жестких запретов. Впоследствии конфликт между внутренними
инстанциями личности ослабевает. В связи с этим исчезает страх нарушить табу.
Психика культурного человека более целостна благодаря развитому сознанию. Но ее
амбивалентность сохраняется на всех стадиях развития.
На Фрейда произвела большое впечатление книга Робертсона — Смита о тотемизме.
Тотемом у примитивных народов может служить какое-либо животное, которое
почитается в качестве предка, покровителя рода. Люди данного тотема связаны
обязательством не убивать его и не употреблять его в пищу. Тотемизм является
источником страха перед инцестом, т. е. кровосмешением. Кровосмесительными,
запрещенными, опасными считались первоначально браки между представителями
одного тотема. Таким образом, тотемизм выполнял функцию регулирования брачных
отношений: с помощью тотемов племя делилось на брачные классы.
Фрейд не считает, что страх перед инцестом можно объяснить рационально. Вред
кровосмесительных браков не доказан. Известно, что в некоторых культурах
инцестуозные браки практиковались как вполне законные. Так было, например, у
египетских фараонов, которые женились на своих дочерях. Луч света на проблему
тотемизма проливает психоанализ.
В этнографической литературе описывается тотемическое пиршество. Сначала люди
танцуют, подражая движениям тотемного животного. Они выслеживают и убивают его.
Затем оплакивают и поедают. После этого начинается шумное веселье, переходящее в
оргию.
Описание тотемического пиршества напомнило Фрейду другой ряд фактов, относящихся
к лечению детских страхов, так называемых “фобий”. Некоторые дети проявляют
особый интерес к определенному животному, которым восхищаются, которого боятся и
хотят убить. Фрейд знал мальчика Арпада, который был увлечен петухами. Он
постоянно наблюдал за ними, а когда взрослых не было поблизости — ловил, отрезал
голову, и, танцуя вокруг убитой птицы, пел песню о том, что сам он сейчас —
цыпленок, а когда вырастет — станет петухом. Другой мальчик — Ганс — выделял
лошадей — с восхищением говорил о них, но боялся, что лошадь укусит, и хотел,
чтобы она упала и умерла. Лечения Ганса и Арпада привело Фрейда к выводу, что
петух и лошадь служили для детей символическими заместителями отца. У мальчиков
он выявил амбивалентные чувства к отцу — любовь, стремление к подражанию,
восхищение — и вместе с тем ревность, боязнь кастрации — эти чувства не могли
ужиться друг с другом. Первые сохранились, а вторые были вытеснены и
“спроецировались” на замещающий объект — животное, которое своей силой или
уверенной гордой походкой могло напоминать отца.
В тотемических пиршествах и детских фобиях имеет место бессознательное
отождествление предка, отца с жертвенным животным. Разгадку сходства этих двух
фактов Фрейд нашел, как ему казалось, в идеях Дарвина о первобытной орде и
гипотезах Смита и Аткинсона о ритуальном убийстве отца.
Ситуация рисовалась Фрейду следующим образом. В первобытной орде сильный
самец-патриарх был вожаком и единолично владел всеми женщинами. Он изгонял
повзрослевших младших братьев и сыновей, которые вынуждены были жить в целибате.
Когда старший из них подрастал, он убивал отца, изгонял соперников и становился
вожаком. Но вот однажды сыновья совершили убийство коллективно и не стали
расставаться друг с другом. Вероятно, под влиянием матери, которая хотела
оставить их всех при себе, они прониклись нежными чувствами друг к другу. В них
пробудилось сознание вины и раскаяние, которые их объединили. Голос умершего
отца стал голосом их совести. Этот голос говорил, что отвратительно убивать отца
и, нарушая его волю, вступать в брак с женщинами своего племени. Так возник
эдипов комплекс, состоящий из запретов на отцеубийство и кровосмесительство,
