психоаналитической ассоциации, когда его не станет. При этом Фрейд вспомнил, что
на родине Юнга, в Швейцарии, имя Фрейда никогда не упоминалось в журнальных
статьях, то есть было “стерто”.
Фрейд и Юнг — оба — переживали свой разрыв болезненно. Юнг часто в этот период
(сразу после 1913 года) видел шизофренические сны, в которых нечто целое
представляется разрубленным на части. Он видел, например, во сне океан крови, в
котором плавают обрубки человеческих тел, “обломки цивилизации”. В соответствии
со своим принципом синхронности, то есть совпадения во времени сходных по смыслу
событий: личных, коллективных, исторических, он истолковывал свой разрыв с
Фрейдом, раскол в психоаналитическом движении и начало первой мировой войны, как
события одного ряда, имеющие одну и ту же причину — конфликт между сознанием и
бессознательным европейцев, конфликт между безудержным ростом империализма и
рационализма — с одной стороны — и упадком христианских верований и морали — с
другой. Результат конфликта — прорыв бессознательных сил в сознание,
оформившийся в вооруженное столкновение.
Юнг отличался большой чувствительностью к историческим событиям, усматривал в
них личный смысл. Исторический процесс в его понимании определялся естественным
развитием “массовой души”, массовыми психологическими противоречиями, а не
политическими интригами или убийством в Сараево какого-то принца. Если бы не
долго зревший в массовом сознании “нарыв”, если бы не конфликт между
цивилизацией и иррациональными силами массовой души — никакой войны бы не было.
В этом смысле каждый человек — виновник войны. Он к ней подходит, стоит на ее
пороге, делает шаг в ее сторону. Интересно, что известный поэт и теоретик
русского символизма Андрей Белый в это время испытывал подобные же ощущения. Он
писал в 1913 году: “Мне казалось в первую осень войны, что это я ее вызвал, во
мне начиналась она”.
После разрыва Юнг отдаляется от Фрейда и свободно предается своей склонности к
мистике и оккультизму, которую ставил ему в вину Фрейд. По мнению Роже Дадуна
оккультизм был полем соперничества между Фрейдом и Юнгом. Каждый желал водрузить
над ним свое знамя. Фрейд хотел победить оккультизм и религию наукой, а Юнг —
путем вживания в культурную традицию и ее реанимации.
После разрыва Юнг и Фрейд отзывались друг о друге довольно резко. В 1914 году
Фрейд писал своему коллеге Карлу Абрахаму: “Мы, наконец, избавились от этой
святой скотины и его приспешников”! Юнг, признавая, что во многом обязан Фрейду,
обвинял его в тенденциозности, стремлении завоевать популярность. Вненаучные
цели Фрейда исказили, по мнению Юнга, научную истину психоанализа и сделали
Фрейда “твердолобым”, “фанатичным”. Юнг считал, что Фрейд, подобно Ницше и
Марксу, был критиком и разоблачителем кумиров, но его видение культуры было
узким, предвзятым и искаженным. Фрейд справедливо ополчился против викторианской
эпохи, с ее фальшивыми ценностями: бюргерскими представлениями о “святости
домашнего очага”, “святом материнстве”, за которыми часто стояла грубая и
неосмысленная действительность. Он выступил против необоснованной репрессии
сексуальности, сказал вслух то, о чем думал каждый, но не решался сказать.
Однако Фрейд совершенно неправомерно отождествил викторианские ценности с
культурой вообще. Викторианская эпоха — лишь миг в истории человечества, лишь
тонкий слой пыли, покрывающий коллективную душу человечества. А что Фрейд
выставил против культуры? “Неаппетитные идеи” детской сексуальности, эдипова
комплекса, инцеста и вражды к отцу. Эти идеи, по мнению Юнга, имеют лишь частный
характер и небольшую научную ценность. Фрейд был великим разрушителем, но не
созидателем. И известность свою получил не потому, что открыл новый метод
лечения неврозов и занялся проблемой бессознательного, а потому что “разворошил
улей”, прикоснулся к вопросам огромной религиозной и философской значимости, но
разрешить их — не сумел. У Фрейда не было никакой позитивной программы. (Была ли
она у самого Юнга?) Кроме того, Фрейд “не знал даже элементарных вещей” в
области философии. Когда он строит свои теории о человеке и обществе в нем сразу
же угадывается “врач по нервным болезням”. Фрейд всегда видел пред собой
невротика, который с плохо скрываемым удовольствием или же неохотно рассказывает
под испытующим взором врача о своих сексуальных тайнах. Но облик здорового,
естественного человека вовсе не таков. Фрейдовская теория вытеснения эффективна,
когда речь идет об индивидуальных неврозах определенного типа. Будучи применима
к культуре в целом, к объяснению религии, морали, искусства, она выглядит убогой
и абсурдной. “За автора становится просто больно, когда замечаешь
недостаточность его познаний в области философии и религии”, — пишет Юнг. Фрейд
фанатически не любил религию. Недаром одним из его любимых изречений было
вольтеровское: “Раздавите гадину”! (Вольтер имел в виду церковь).
Погружаясь в мир идей Фрейда, мы ощущаем его глубокий пессимизм, оказываемся
привязанными к сегодняшнему дню, не видим будущего. Нигде Фрейду не открывается
перспектива освобождения. В его мире отсутствуют помогающие, исцеляющие силы,
которые естественно, без помощи врача должны приводить больного к выздоровлению.
Глубокое недоверие Фрейда к культуре нельзя расценить иначе, как невроз.
Конечно, XIX век, уходя, оставил множество сомнительных верований, которые Фрейд
удалял безжалостно, как зубной врач удаляет очаги кариеса. Но он ничего не
предлагает взамен удаляемого вещества. Наука учит, что религиозная надежда
иллюзорна, неразумна. Но какую-то же надежду дает она сама?
Нельзя сказать, что Фрейд вообще не имел надежды и веры. Он верил в науку, в
психоанализ, в знание. Но какой наивной, мелкой была его вера! Об этом можно
судить хотя бы по такому примеру. Фрейд верил, по словам Юнга, что если
расшифровать все символы невротиков, то “неврозы будут абсолютно невозможны”.
Юнг говорил, что ему “посчастливилось глубоко заглянуть в душу этого человека,
который был “захвачен своей идеей, чувствовал, что держит в руках ключи к тайным
подземельям души человека. Он был преисполнен решимости войти в эти подземелья и
ничего подобного фаустовскому ужасу перед перспективой всезнания и всепонимания
не умеряло фрейдовской самоуверенности. Он хотел превратить всякую одержимость,
всякую надежду, всякую веру в психологическую формулу. Но победить демонический
дух, по мнению Юнга, способен божественный дух, а не человеческий интеллект. Юнг
вспоминает, что в одной из бесед призывал Фрейда “испытывать духов. От Бога ли
они? Но тот оказался глух к этим призывам. Везде, где только можно, он пытался
лишить дух его обаяния. Психология Фрейда развивалась в узких границах
материалистического мировоззрения. Фрейд не отдавал себе отчет в слабости своей
философской позиции. Сила же его шокирующих разоблачений состояла в том, что в
них слышалась смена эпох, смена культур.
§4. Бессознательное и сознание.
Психология, согласно Юнгу, молодая наука. Исследование души — дело будущего.
Свою аналитическую психологию Юнг скромно оценивает как серию робких попыток
раскрыть некоторые важные аспекты душевной жизни, которая упорно сопротивляется
всякой схематизации. Стиль Юнга отличается вопросительно-сомневающейся
интонацией. Написав за свою жизнь множество работ, он так и не собрался
