живет. Разные культуры акцентируют или угнетают различные стороны человеческой
природы, причем ни одна культура не дает ей полного простора. Поэтому
культурно-психологические формы — относительны, обусловлены условиями места и
времени. Относительными следует считать эдипов комплекс, структуру личности,
сексуальную этиологию неврозов, конфликт между личностью и принципами культуры.
Эдипов комплекс, согласно Хорни, есть, скорее, аномалия, чем норма. Он может
возникнуть в результате различных деформаций в воспитании: при отсутствии
гармонии в семье, под влиянием родительского деспотизма, подавления детской
сексуальности. Если у Фрейда эдипов комплекс есть глубинная причина неврозов, то
у Хорни он сам есть “невротическое образование”. В связи с отказом от эдипова
комплекса пересматривается и значение раннего детства. По Фрейду, “ребенок есть
отец взрослого”. Хорни считает, что психическое развитие взрослого не сводимо к
детскому опыту. Процессы сознательной, целеустремленной самореализации
определяют основную структуру личности и ее внутренние конфликты.
Хорни упрекает Фрейда в том, что он не определил ясно понятие “невроз”, смешал
разные его источники, связанные с нарушением биологического и социального
равновесия. Верно, что невроз есть отклонение от нормы, которое вызывает у
человека чувство вины, страха, неполноценности. Продуктивность личности при
неврозе снижается. Разрушаются связи с социальным окружением. Человек не
достигает важных для него целей. Такова картина невроза. Но об отклонении от
какой нормы идет речь? В самом понятии “нормы” можно различать статистический,
биологический и культурный аспекты. Первый связывает норму с таким поведением
или состоянием, которые свойственны большинству. Второй соответствует
биологическому оптимуму и зависит от индивидуальной наследственности. Третий
аспект — культурный. Он-то и является наиболее важным, когда говорят о генезисе
неврозов. Неврозы возникают под влиянием культурного, морального давления. Если
в Америке человек, будучи миллионером, тратит время и здоровье на приумножение
своих миллионов, его считают нормальным. Но в Африке или в Греции того, кто
старается заработать больше, чем может потребить, сочтут невротиком.
В XVIII веке женщина, имевшая сексуальную связь до брака, считала себя
грешницей, недостойной любви порядочного человека и шла в монастырь. В наши дни
подобное поведение будет расценено как невротическое. Если женщина в сорок лет
озабочена своей внешностью, боится постареть и стать непривлекательной — это
нормально. Но если мужчина в сорок лет испытывает те же чувства — это невроз.
Значит, о нормах следует говорить применительно к конкретной культуре,
социальному статусу или роли. Отсюда следует, что невроз есть нечто
относительное, фиксируемое лишь исходя из норм и реалий культуры. В примитивных
обществах шаман всегда бывает невротиком: только благодаря способности впадать в
истерический транс он может выполнять свою социальную роль.
Многие невротики могут быть социально хорошо адаптированы. Можно даже сказать,
что невроз есть индивидуальный способ адаптации к культуре. Часто лишь благодаря
неврозу человек достигает того, к чему стремился и устанавливает приемлемые для
него отношения с окружающими. Невротики не осознают своего невроза и не страдают
от него, если приучили к нему себя и свое окружение. Неадаптивность невротика
проявляется тогда, когда он попадает в непривычную среду, переходит в новую
социальную или возрастную категорию.
Отклонение от нормы, согласно Хорни, не единственный признак невроза. Бывают
люди оригинальные, необычные, но они — здоровы, а посредственный, ничем не
примечательный человек страдает неврозом. Хорни указывает на второй важный
признак невроза — ригидность, жесткость реакций и мышления. Все любят, когда их
хвалят. Но невротик не отличает заслуженной похвалы от лживых комплиментов.
Здоровый человек не смешивает творческую оригинальность с оригинальничаньем.
Невротик же претендует на “оригинальность” в малозначительных повседневных
делах. Всякий человек может испытывать сомнения в ситуации выбора. Но у
здорового нет мучительного переживания, нерешительности по пустякам. Для
невротика же вопрос о том, кому первому подать руку или что купить в подарок,
превращается в мучительную проблему. Ригидность связана с конфликтностью
культурных норм, неправильным воспитанием. Она объясняется также неразвитостью
интеллекта, что не позволяет осознать ситуацию, выбрать правильную стратегию
поведения.
Выбор вариантов действия не завершается у невротика четким решением, а
превращается в устойчивый внутренний конфликт. Уместно сравнить невротика с
Буридановым ослом, который так и умер от голода и жажды, не решив, что делать
сначала — есть или пить. У нормального человека внутренние конфликты если и
возникают, то быстро осознаются и устраняются с помощью мышления. Невротик часто
не осознает всех сторон конфликта. Поэтому взаимоисключающие желания
закрепляются у него, как черты характера. Так, человек, мечтающий об
одиночестве, мучается, оставаясь наедине с собой; девушка, желая выйти замуж,
сторонится мужчин. Вывод ясен: нужно думать, стараться не “застревать” на одной
мысли, учиться принимать решения.
Возникновение невроза Фрейд связывал с подавлением сексуальных влечений в
детстве. Он определял причину невроза даже более конкретно, как “страх перед
кастрацией” — у мужчины и как осознание анатомической неполноценности — у
женщин.
Хорни готова признать, что детский невротизм играет определенную роль в генезисе
неврозов. Но она предлагает отказаться от фантастических представлений о страхе
перед кастрацией и об анатомической неполноценности женщин. На детский невротизм
следует смотреть в широкой социально-культурной перспективе. Если в традиционной
культуре дети постепенно и относительно безболезненно включались в культуру
взрослых, то в условиях городского промышленного общества миры взрослых и детей
резко разведены.
Имея в виду европейскую и американскую культуру рубежа веков, Хорни ярко
описывает факты взаимного отчуждения детей и взрослых, вставая при этом на
защиту детства. Многие дети испытывают беспокойство, не получая от родителей
тепла и любви. С детскими желаниями и привязанностями взрослые не считаются.
Детей постоянно стыдят, грубо наказывают. Ребенок не может защитить себя. Он
ощущает себя одиноким, заброшенным, бессильным, поскольку не может вести себя
так, как этого требуют взрослые. Он испытывает чувство вины, в нем развивается
страх перед враждебным окружением. Мир взрослых кажется ребенку холодным,
бессмысленным. Описание детства, ставшего жертвой деспотичных, равнодушных
родителей, напоминает у Хорни самые мрачные страницы диккенсовских романов.
Хорни, подобно Фрейду, разрушает миф о “розовом детстве”, показывая, что многие
родители не способны любить детей. Дети развиваются быстро. Они полны надежд,
жаждут любви, ласки, понимания. Они легко ранимы, остро воспринимают радость и
горе. Но взрослые часто не видят в ребенке человека, не хотят вникать в интересы
ребенка, не успевают за его духовным ростом. Свою отчужденность от ребенка
родители прикрывают усиленным подчеркиванием своей любви. Они постоянно мечутся
между деланной заинтересованностью в ребенке и равнодушием к нему. Они не
выполняют своих обещаний, разрушают привязанности ребенка, отбирают у него
