требуя от него осознать свой интерес, свою историческую миссию, а Фрейд — к
больному-невротику, заставляя его вспомнить забытый источник невроза, воссоздать
логику своих поступков и мыслей.
Культура для Маркса и Фрейда — не только система ценностей, но и система иллюзий
и потому подлежит критике с позиций науки. И Фрейд и Маркс могли бы подписаться
под девизом: “Ничто человеческое мне не чуждо”. Маркс указывал на значимость
удовлетворения физических потребностей человека как условие всякой духовной
деятельности, на социальный интерес как стимулятор мысли и одновременно силу,
искажающую истинное видение мира. Фрейд, как отмечалось, строил свою теорию на
родовом инстинкте сексуальности.
Критика культуры Марксом была более радикальной, чем критика Фрейда. Маркс хотел
уничтожить все формы отчуждения, главными из которых он считал семью,
собственность, религию и государство. Фрейд не заходил столь далеко. По своим
политическим взглядам он был “либеральным консерватором”, человеком
“викторианской эпохи”. Он не выступал как ниспровергатель культуры. Признавая ее
недостатки, он отдавал себе отчет в том, что без культуры и без принуждения к
труду, поддерживаемого силой права, без “утешительного” искусства человек просто
погибнет.
Маркс рассматривал отделение умственного труда от физического, как причину
разделения общества на классы. Фрейд видел в расщеплении психики на сознание и
бессознательное причину внутренних конфликтов, неврозов. Отношение базиса к
надстройке в социологической теории Маркса аналогично отношению 'оно' к “я” в
теории Фрейда.
Социальная революция —восстание “низов” против “верхов” — сходна с истерическим
неврозом, при котором бессознательное прорывается в сознание, минуя цензуру.
Разница в том, что революция в теории Маркса, ниспровергающая надстройку, ведет
к оздоровлению общества, а прорыв бессознательных сил в сознание в теории Фрейда
— явный признак болезни и разрушения личности.
И Маркс, и Фрейд, указывают на феномен “цензуры”, отмечая его охранительные и
репрессивные функции. В обществе цензура поддерживает сохранность господствующей
идеологии. В психике человека предсознание, охраняет интеллектуальные и
моральные принципы, подавляя бунт бессознательных влечений.
И Маркс, и Фрейд, не избежали натяжек и противоречий. Фрейд, веря в силу и
суверенность разума, приходит все же к тому, что разум оказывается “слугой
страстей”, подчиняется бессознательному и не способен познать собственных
оснований. Маркс, веря в будущее царство разума, отводит полуграмотному
пролетариату роль “освободителя человечества”. Он воспевает кровавое
революционное насилие, осуждая более мягкую экономическую эксплуатацию и
отказываясь признать необходимость классового сотрудничества и компромисса.
Маркс — политический радикал. Фрейд — либеральный мыслитель. Однако,
экономические открытия Маркса и психологические открытия Фрейда — обладают
научной значимостью. Идеи Маркса о прибавочной стоимости и кругообороте капитала
помогли разработать антикризисную экономическую программу в США. Открытые
Фрейдом механизмы защиты послужили хорошую службу “имиджмейкерам”, теоретикам
рекламы и пропагандистам буржуазного потребительского общества. Идеи Маркса и
Фрейда могут быть использованы для обоснования программ гуманистического
социализма, идеологом которого считал себя Фромм. Задача, по Фромму, состоит в
том, чтобы использовать знание о человеке для укрепления веры в гуманистические
ценности.
Фрейд показал, что в основании рациональных утверждений могут лежать
бессознательные, иррациональные мотива. Согласно Марксу, цели государства, права
и других социальных установлений состоят не столько в поддержании порядка,
сколько в обеспечении господства и защите интересов привилегированного класса.
Фромм идет в своем политическом мышлении гораздо дальше Фрейда. Он указывает на
необходимость для общества гуманистической религии, на политическую сторону
задач воспитания, образования, предлагает смелые проекты социальных институтов и
групп общения, в которых бы свободно удовлетворялись интеллектуальные,
творческие, дружеские потребности.
Культура, по Фромму, может отказаться от нормирования, регламентации. Нормы
культуры не должны быть авторитарными и должны давать максимальный простор
личности.
Бессознательные репрессивные механизмы широко распространены и нередко
“институционализированы”. Этот факт Фромм не уставал подчеркивать. Считается,
что родители и учителя наказывают детей в целях воспитания, желая им добра.
Фромм усматривает в узаконенных наказаниях удовлетворение садистских инстинктов
воспитателей. Казнь преступников, как институт, будучи негуманной и практически
неэффективной, поддерживается, тем не менее, массой людей, потому что
удовлетворяет их садистские наклонности. Фромм был солидарен с Фрейдом в том,
что моральный запрет на сексуальность является пережитком иудейской морали. Он
приводит к бессмысленной невротизации массы людей, не способных удовлетворить
свою потребность в любви, которая нуждается в поддержке и культивации, а не в
запрете. Репрессированный человек склонен репрессировать других людей.
Фромм — не сторонник анархичного секса, который был политическим лозунгом
французских студентов во время знаменитой “майской революции” 1968 года. Он
говорит об индивидуации любовного чувства, о необходимости разграничения разных
видов любви — супружеской, материнской, отцовской, об “искусстве любви” —
способности к глубокому душевному контакту, заинтересованной заботе о любимом
человеке.
Маркс и Фрейд понимали, что бросают вызов общественному мнению. Им не казалось
странным, что общественность отрицательно относится к их теориям, изгоняет их из
академической среды. Для Фрейда это было “сопротивлением общества”, боящегося
правды о себе, также, как невротик боится осознания причин своего невроза. И для
Маркса было ясно, что идеологи буржуазии будут ниспровергать его теорию,
поскольку она противоречит интересам этого класса.
Всегда находится много любителей приспособить революционные мысли ко вкусам
обывателя. Поэтому Маркс и Фрейд не были удивлены попыткам исказить и
легализовать их взгляды. Они боролись за чистоту своей теории и часто в пылу
спора не желали выслушивать даже обоснованную критику в свой адрес. От их
авторитаризма этих мыслителей идет догматизация марксизма и психоанализа,
проявление многочисленных “ересей” внутри этих течений, ожесточенная борьба
между вчерашними друзьями и научными коллегами. Эти тенденции дали Марксу повод
сказать, имея в виду своих последователей, что он — не марксист. Также и Фрейд
не раз говорил, что он — не фрейдист.
Сходство и трагизм судеб двух мыслителей состоит в том, что их учения были
включены в официальную идеологию — одно в СССР, другое — в США и способствовали
не только освобождению, но и порабощению человека. Психоаналитики стали
“священниками” индустриального общества, а марксизм — сделался официальной
“псевдорелигией” русского большевизма. Оба учения были приспособлены к интересам
власть имущих.
