естественной эволюции происходит разрыв привычных нитей, связывающих человека с
природой, родом. Миф разрушается. Сознание отделяется от бессознательного.
Человек больше не чувствует себя защищенным. Он начинает ощущать страх смерти,
свою уязвимость и ограниченность. При этом каждый шаг вперед по пути культуры и
свободы не только увеличивает его творческую мощь, но и рождает чувства страха,
покинутости, бессилия. Если для Маркса отчуждение есть факт “предыстории”,
результат эксплуатации, то для Фромма это антропологическая и общеисторическая
категория. Отчуждение постоянно возникает и постоянно преодолевается.
Возрастание свободы рождает тоску по утерянной связи с природой, желание
“вернуться назад”, к племенному, коммунальному бытию. Это желание,
обнаруживаемое в символах “Матери-Родины”, “Матери-Земли”, Фромм называет
“кровосмесительным. Прорыв инцестуозных влечений из коллективного
бессознательного в массовое сознание сопровождается оживлением мифов,
иррациональных идеологий.
Успехи просвещения не только освобождают, но и дают импульс реакционным силам.
Человек стремится к свободе, мечтает о ней, но ощущает ее, как бремя, ибо
свобода налагает ответственность, требует самостоятельного выбора.
Экзистенциальные противоречия конституируют сознание, являясь в то же время
источниками тревоги.
Будучи идеологом социализма, Фромм утверждает, что общество на основе возросшего
экономического богатства, укрепившегося правосознания, развитой нравственности и
гуманистической религии, способно разумно регулировать потребности своих членов,
производство и распределение, не допускать резкого классового размежевания.
Здоровое общество обеспечивает достойное существование всем, кто не может сам
себя прокормить. Социализм держится не на экономике, а на гуманистической этике
и душевном здоровье. Адекватный же способ разрешения экзистенциальных дихотомий
— бескорыстное совершение добрых поступков — милосердие, любовь, духовное
творчество.
В книге “Бегство от свободы” Фромм осуждает пафос “исторической необходимости”
как ложный и аморальный и утверждает пафос свободы и ответственности.
Корни германского национал социализма — этого новейшего бегства от свободы —
Фромм усматривает во временах Реформации. Последняя, по мнению Фромма, была
неудачной попыткой самоутверждения человека в условиях расширившейся свободы.
Реформации, как и национал социализму, предшествовал период относительно
спокойного развития. В Средние века массы страдали от войн, эпидемий,
феодального гнета, но человека все же чувствовал себя защищенным. Каждый занимал
свое место в социальной иерархии. Отношения между людьми одного сословия носили,
в основном, личностный, неофициальный характер. Цех, гильдия, община, церковь
защищали отдельную личность. Религия создавала четкую систему ориентаций.
Философская антропология церкви была гуманной и оптимистической. Учителя церкви
подчеркивали, что человек создан по образу и подобию Божию, может выбрать путь
добродетели и спасти душу. Свобода, бессмертие, достоинство человека
представлялись гарантированными подвигом Христа. Грань между земной и небесной,
временной и вечной жизнью не казалась столь уж резкой.
В XV-XIV веках феодальная система была потрясена ростом городов и развитием
капитализма. Человек почувствовал себя оторванным от земли, общины, церковного
прихода. Распространение философского рационализма, гуманистической идеологии
способствовало осознанию индивидуальной свободы и возникновению чувства
одиночества, непрочности бытия. Вера в бессмертие ослабла и человек остро ощутил
необходимость самореализации в течение ограниченного срока земной жизни.
Сдвигами в образе жизни и мироощущении масс Фромм объясняет победу учений Лютера
и Кальвина. Идеология реформации отличалась безрадостным тоном. Лютер
провозгласил свободу, но эта свобода была осмысленна, скорее, как бремя, нежели
как простор для творчества. Человек был признан греховным от рождения и имеющим
врожденную склонность ко злу. Он ощущал себя ничтожным и бессильным перед Богом.
Возможность спасения состояла лишь в том, чтобы, признав свое бессилие,
сделаться послушным орудием в руках Бога.
Особенно мрачной и жестокой была кальвиновская теория предопределения. Кальвин
учил, что только Бог решает, кому спастись, а кому погибнуть. Действия человека
не имеют для спасения души решающего значения. Человек не принадлежит себе. И
все же кальвинисты считали, что именно они, люди, осознающие собственную
греховность и ничтожность, являются избранными, имеют больше шансов спастись,
чем представители других конфессий. Поставив своих адептов в привилегированное
положение, протестантизм подорвал идею равенства людей перед Богом, завещанную
ранним христианством. Отсюда, как полагает Фромм, вырастает учение об избранной
арийской расе.
Проводя параллель между Реформацией и нацизмом, Фромм описывает “смутное время”,
которое предшествовало приходу Гитлера к власти. Падение монархии в Германии,
рост инфляции, безработицы, крах многих предпринимателей. Стиснутый между
монополиями и рабочим движением средний класс чувствовал себя психологически и
социально не защищенным. Традиции и опыт старшего поколения были поставлены под
вопрос. Прервалась связь поколений. Версальский договор стал символом
национального унижения Германии. Либерально-демократическая идеология,
парламентские формы утратили авторитет как у “верхов”, так и у “низов”. Массы
испытывали духовный кризис, связанный с крушением старых ценностей.
Отсутствовало сколько-нибудь ясное представление о путях развития страны.
Распространялись страх, неуверенность, начался судорожный поиск мифов и
идеологий, которые смогли бы стать основой социальной сплоченности и веры в
будущее.
Когда получают простор иррациональные силы, открывается широкая арена для
деятельности “харизматических личностей”, популистских лидеров, вождей,
обуреваемых жаждой власти и уверовавших в свою миссию спасения народа. В
обстановке интеллектуального и нравственного упадка формируется новая
авторитарная идеология. Фашизм с его мифами об исторической миссии германского
народа, будущем тысячелетнем рейхе, культом партии и фюрера, воплощающего в
своей персоне волю и ум народа, соответствовал настроениям масс. Фашистские
идеологи обещали народу мудрую отеческую опеку, изобилие благ и торжество
свободы. Многие колеблющиеся интеллигенты и растерянные юноши, мечтавшие о
всеобщем счастье, поддались этой пропаганде и встали в ряды штурмовых
батальонов.
Маркс говорил о теории, которая, овладевая сознанием масс, становится
материальной силой. Фромм замечает, что теория, как таковая, не может завладеть
сознанием, ибо она сложна, отвлеченна, лишена образно-эмоциональной
привлекательности. Но теория может дать толчок идеологическому мифотворчеству
политиков. Завладеть массами может лишь идеология, т.е. авторитарная
псевдорелигия, которая формируется во взаимодействии масс и политиков-демагогов,
апеллирующих к коллективному бессознательному. Идеология, возникнув, начинает
жить и развиваться по законам мифа. Теория в ней изменяется до неузнаваемости,
становясь служанкой массовых инстинктов. До знакомства с идеологией массы
