достижению зрелости и свободы. Но в эротической любви есть много риска,
связанного с несоответствием характеров, неопытностью, борьбой мотивов. Различие
эротической любви и любви между детьми и родителями состоит в том, что в первом
случае двое становятся как бы одним существом, а во втором — дети и родители
постепенно обособляются.
Современная цивилизация во многих отношениях враждебна эротической любви. Люди
стремятся к удовольствию и обладанию, не достигая душевной близости.
Фрейд отмечал в любви действие бессознательных механизмов, активизацию усвоенных
в детстве материнских и отцовских образов. Фромм же полагает, что в зрелой любви
бессознательное определяет лишь начало, нюансы, динамику взаимоотношений. Суть
зрелой любви — взаимная забота, ответственность, основанные на разуме; верность,
глубокий интерес к личности другого. В зрелой любви важно не только чувство, но
и духовные компоненты, искусство беседы и практического сотрудничества.
Любовь — постоянный труд души и преодоление вызова Времени. С возрастом перед
людьми встают все новые жизненные задачи, и любовь должна их решать, изменяясь
при этом сама.
Вторая экзистенциальная потребность — в “трансцеденции” — выводится Фроммом из
философского понимания человека как существа, не тождественного самому себе,
выносящего свою сущность вовне — в мир духа, истории и культуры. Человек не
удовлетворяется теми пространственно-временными границами, в которых живет. Он
чувствует себя призванным овладеть миром и преобразовать его. Это происходит
путем творчества, в котором можно обрести смысл жизни, ощутить полноту бытия.
Без творчества жизнь носит инстинктивный или машинообразный характер. Если
возможности для творчества отсутствуют, потребность в трансцеденции приобретает
деструктивный или агрессивный характер. Когда человек не способен созидать жизнь
или творить культуру, он их разрушает. Трансцеденция ориентирована не на
хаотический мир, но на идеал, который человек хочет воплотить в делах и
творениях. Символом трансцеденции является близость к Богу, как вечно творимому
душой идеалу, через который человек оставляет тюрьму своего “я”, достигает
открытости и полного слияния с миром.
Третья потребность — в “укорененности”. Человек чувствует себя здоровым,
деятельным, когда он включен в какую-то общность — семью, нацию, общину. Даже
космополиты должны конструировать мысленный образ человечества, к которому хотят
принадлежать. В ходе истории чувство укорененности меняется. Естественная
включенность в малую группу, стадо, родовую общность, сменяется национальной,
сословной, государственной принадлежностью. Развитие мировой цивилизации,
интенсификация человеческих связей неумолимо ведут к разрушению старых
общностей, связанных с семьей, родом, и созданию новых, основанных на духовных
ценностях и культуре. Но человеку нелегко дается отрыв от корней, народной
почвы. При недостатке интеллектуального и творческого развития ностальгия по
природному существованию рождает мощные политические движения, которые
перерастают в коммунизм и национализм.
В идеологии национал социализма символы “расы”, “земли”, “крови”,
активизировались в политических лозунгах. Первобытный этноцентризм возрождается
под маской популистских демократических движений. В странах “третьего мира”
происходит прорыв архаических племенных чувств в цивилизованное сознание. Оно
делается неустойчивым, предрасположенным к взрыву и агрессии.
Четвертая потребность направлена на поиск самоидентичности. Человек нащупывает
центр своего бытия через уподобление себя внешнему объекту. Фрейд указывал на
бессознательную идентификацию с тотемом, умершим предком. Идентификация
осуществляется силой бессознательных влечений — любви, страха, восхищения. Важны
идентификации с родительскими образами. Они намечают общую перспективу
взросления. Идентификация с героем, вождем, святым определяет тип характера и
мировоззрения. Существенны профессиональные, политические идентификации. Подбор
человеческих типов в политическую и партийную элиту во многом основан на
способности идентифицировать себя с лидером.
В личных отношениях перекрестные идентификации присутствуют постоянно, в
особенности, между близкими людьми. Влюбленный нередко смотрит на мир глазами
любимого человека и как бы утрачивает собственное “я”.
Здоровая идентификация, однако, всегда частична. Человек не должен мнить себя
Цезарем, Наполеоном, Буддой, хотя может вбирать в себя какие-то черты великих
людей. Случается, что актер, глубоко вжившись в роль, не может выйти из нее и
продолжает вести себя подобно художественному герою.
Идентификации необходимы как ступеньки в социализации и духовном восхождении.
Даже высшие творческие функции — мышление, воображение, способность к оценке,
развиваются путем идентификаций. Можно, например, допустить, что временная или
частичная идентификация Пушкина с Байроном позволила Александру Сергеевичу легко
овладеть обширным кругом идей английского гения и подвигла на создание “Евгения
Онегина”.
Способности разума, несмотря на его универсальность, развиваются путем
целенаправленного и персонифицированного мышления. Человек постепенно овладевает
способностью мыслить с позиции ученика, учителя, философа, государственного
человека, народного героя, политического лидера. Внутренняя идентификация с
носителем того или иного культурного образа, той или иной роли, является мощным
толчком к мыслительной деятельности. Чем значительней, глубже культурная роль,
тем активнее мысль, свободнее разум.
Выработка самоидентичности — драматическая задача. Есть люди, наделенные даром
эмпатии, легко сопереживающие и входящие в образ другого. Но есть и трагически
отчужденные личности, чувствующие себя замкнутыми в скорлупе своего “я”, почти
не способные к идентификации. Для них овладение культурой есть тяжкий труд,
механическое “навешивание” на себя всякого рода знаний, убеждений, которые,
однако, глубоко не входят в личность. Неодинаковы и социальные условия
идентификации. В традиционном обществе существовали четкие рамки и перспективы
присвоения человеком новых личностных качеств, определяемых сословной
принадлежностью, возрастом, статусом, религией. Сегодня эти рамки размыты или
отсутствуют. Все труднее молодому человеку решить: кто он такой? Демократизация
жизни затруднила даже половую и возрастную идентификацию. Разрываясь между
различными ролями, человек чувствует как бы исчезновение своего “я”, ощущает
себя актером, функционирующим автоматом. Здоровая идентификация, которую Фромм
называет “идентизацией”, достигается со все большим трудом. Встречаются случаи
грубой невротической идентификации с ролью, статусом.
Пятая потребность — в системе ориентаций и объекте поклонения. Фромм называет ее
религиозной. По Фрейду, религия есть воспроизведение детской беспомощности,
которая сочетается с компенсирующим чувством могущества, присущим Богу и мне —
поскольку я верю в Бога и поскольку моя воля сливается с Его волей. Фрейд, в
принципе, противник религии, предсказывающий ее отмирание. Юнг считал религию
элементом нормальной психики и думал, что ее нужно обновлять и возрождать. Фромм
называет религией любую систему взглядов и действий, которая служит источником
жизненных ориентаций и объектом поклонения. Религия для него — вечна. Все дело в
