Сара поравнялась с колонной, когда узники уже подходили к санитарному комплексу. Первой ее почуяла овчарка одного из охранников, шедшего в самом конце строя. Пес, натянув поводок, залился злобным тревожным лаем, и один из эсэсовцев, обернувшись и передернув затвор, направил на Сару карабин.
— Стой! — крикнул ему находившийся рядом офицер. И, быстро подойдя ближе, раздраженно добавил: — Стрелять только в крайних случаях. Паника нам здесь совершенно ни к чему.
Он подал знак двум охранникам, сопровождавших колонну чуть впереди, и они быстрым шагом направились к Саре, которая, тяжело дыша, бежала уже сбоку строя, пытаясь рассмотреть среди узников свою подругу. Наконец, она заметила Рахель, которая шла в одном из рядов слева, с другой стороны колонны.
— Рахель! Рахель! — закричала Сара и сделала отчаянную попытку пробраться внутрь строя.
Подбежавшие охранники грубо схватили ее под руки и стали оттаскивать от колонны.
— Пустите! Пустите меня! — перейдя на немецкий язык, кричала Сара эсэсовцам, вырываясь изо всех сил. — Да пустите же меня, наконец!
Рахель повернулась на крик и тоже заметила подругу. Увидев, что эсэсовцы не дают ей пройти, она, расталкивая узников, сама добралась до противоположного ряда и оказалась всего в двух шагах от Сары.
— Рахель, почему ты здесь? — только и успела крикнуть Сара уже по-польски.
— Я не знаю. Прости! Прости! Это, наверное, из-за руки. Сара, милая, пожалуйста, уходи отсюда! Прошу тебя, уходи, я…
Рахель не успела договорить. Подоспевший к ним третий эсэсовец грубо толкнул девушку обратно в строй. Двое других, больно заломив Саре руки, повели ее к трем офицерам, которые, заслышав крики, остановились напротив середины колонны и спокойно наблюдали за тем, как солдаты разбираются с узницами.
— Что за шум? — недовольно спросил один из них, когда охранники подвели к нему девушку.
— Оберштурмфюрер! Вот, рвется к строю, пытается устроить панику, — ответил один из державших Сару эсэсовцев.
— Ну так поставьте ее в строй, — недоуменно предложил офицер.
— Оберштурмфюрер, но ведь она не из колонны. Видимо, догнала нас, бежала со стороны лагеря.
Сара смотрела на офицера. Это был высокий молодой немец с горделивой осанкой и умными голубыми глазами. Он изучал ее спокойным, абсолютно лишенным каких бы то ни было чувств, взглядом, и можно было подумать, что все происходившее здесь совершенно его не тревожит. Казалось, ничто в его облике и поведении не выдавало волнения, разве что очень внимательный человек мог заметить, как в нервном тике слегка подергивалась левая щека, на которой была заметна крохотная родинка возле самого уголка его тонких губ.
— Герр офицер, — задыхаясь, проговорила Сара, снова перейдя на немецкий, — там, в строю, идет женщина, которая попала сюда по ошибке. Она работает в швейной мастерской, она профессиональная швея. Ее точно не должно быть здесь. Пожалуйста, разрешите нам с нею уйти в лагерь. За своевольное отлучение от работы я готова понести самое суровое наказание.
— Вы говорите по-немецки? — спросил офицер, удивившись. Он перевел взгляд на желтую шестиконечную звезду, пришитую к форме Сары, а затем на державших девушку конвоиров. — Отпустите ее.
Эсэсовцы послушно убрали от Сары руки.
— Я изучала немецкий язык в детстве, — ответила она, выпрямившись и изо всех сил стараясь выровнять сбившееся дыхание.
— Что вы здесь делаете? — оберштурмфюрер смотрел на нее немигающим испытывающим взглядом.
— Герр офицер, там, в колонне… — снова начала объяснять Сара.
— Это я уже слышал, — недовольно поморщился оберштурмфюрер. — Но я спросил вас о другом. И я повторяю вопрос. Что вы здесь делаете?
На этот раз он сделал заметное ударение на слове «вы».
— Я… — неуверенно начала Сара. — Я… Я только…
— Вот я и спрашиваю, что? Что вы «только»?
Оберштурмфюрер взглянул на стоявших рядом двух офицеров с досадой, которая часто появляется на лице у взрослых, пытающихся что-то объяснить непонятливому ребенку. Те, глядя на Сару, надменно заулыбались.
— Хорошо, давайте все по порядку, — снова повернулся к девушке оберштурмфюрер. — Вы работали на одном из складов за территорией лагеря, увидели, как за ворота выходит колонна, заметили в ней кого-то знакомого, бросили все свои обязанности и побежали… — офицер оглядел присутствующих, пытаясь подобрать нужное слово, — побежали... на помощь?
Двое рядовых эсэсовцев и офицеры одновременно ухмыльнулись интонации оберштурмфюрера.
— Кто та женщина, о которой вы так беспокоитесь? — покачав головой, спросил Сару оберштурмфюрер. — И не смейте мне лгать, это, обычно, заканчивается плачевно для лгущих.
— Она моя подруга, — дрожавшим голосом, глядя куда-то поверх его плеча, обреченно произнесла девушка. — Мы дружили с самого детства.
