— Возможно, — согласился с ним шарфюрер, — хотя, я склонен считать, что решающее влияние должен оказывать возраст. Одно дело — старики и дети прямо с транспорта, и совсем другое дело — те, кого приводят уже из лагеря. Вот, посмотри. Почти восемь минут, а финала еще и не видно.
Он взглянул на часы и щелкнул переключателем на стене. Внутри камеры, прямо над дверью, зажегся белесый свет.
Второй эсэсовец подошел к двери и заглянул в глазок. Там, за куском металлической пластины, в нескольких сантиметрах от его лица, в страшных мучениях расставались со своими жизнями люди. Прямо перед его глазом, широко открыв рот, жадно хватала воздух какая-то женщина. С каждой секундой ее взгляд стекленел все больше. С каждым мгновением попытки вдохнуть становились все реже. И, наконец, вытянув шею и царапая дверь ногтями, она медленно сползла вниз, но, не прошло и секунды, как ее место у входа вновь оказалось занято.
— Да, — задумчиво пробормотал эсэсовец, оторвавшись от глазка, — проклятая влажность.
— А, на мой взгляд, результат от углерода гораздо стабильнее, — пожал плечами шарфюрер, снова вернувшись к глазку. — Хотя, конечно, ждать приходилось дольше.
Шло время. Неумолимо спешила по кругу стрелка секундомера. Крики в здании становились все тише и реже. В какой-то момент они почти прекратились и перешли в негромкие стоны. И, наконец, все смолкло.
— Пятнадцать минут сорок пять секунд, — резюмировал Шольц, щелкнув по кнопке и сосредоточенно зашелестев документами. — Никак не могу уловить зависимость.
К нему подошел лагерный врач. Он с любопытством посмотрел на бумаги, которые изучал Шольц.
— Вот посмотрите, Шнайдер, — произнес Курт, протягивая офицеру один из листов с мелкой таблицей. — Самое короткое время действия газа здесь отмечалось двадцать второго, а потом двадцать шестого числа и составило, соответственно, восемь с половиной и почти десять минут. Партия и объем газа те же. Наполнение камеры идентичное. Так откуда тогда берется такая разница?
— Возможно, субъективный фактор, — подумав, ответил врач. — Чем глубже и чаще дыхание, тем быстрее действие цианида. Теоретически, чем нестабильнее эмоциональное состояние человека, тем он сильнее и громче кричит. Следовательно, возрастает его потребность в глубоком и частом дыхании. Результатом вполне может оказаться различное время действия вещества.
— Оберштурмфюрер! — обратился к Курту еще один из офицеров. — Разрешите перебросить часть охраны обратно в лагерь?
— Да, конечно, — кивнул в ответ Шольц и снова углубился в изучение невзрачных листков.
Офицер удалился, чтобы отдать соответствующие распоряжения. Эсэсовцы, шутя и переговариваясь, запрыгивали в грузовики. Через несколько секунд минут вереница автомобилей уехала по направлению к лагерю.
— Ладно, — вздохнул Курт, — просто снова внесу данные в документы, а что еще остается?
К ним подошел довольный унтерштурмфюрер.
— Внутри полная тишина, проверили дважды, — доложил он и выжидающе посмотрел на Шольца.
— Хорошо, — кивнул оберштурмфюрер, — открывайте обе двери, начинайте проветривание и готовьте зондеркоманду. С телами действуем по обычной схеме.
— Всем отойти от здания! — повернувшись, громко отдал приказ унтерштурмфюрер.
Спустя несколько минут, шарфюрер, дежуривший у серой двери, надел противогаз, резиновые перчатки и поочередно повернул обе ручки. Дверь поддалась с особенным, неприятным скрипом. Эсэсовец, работая всем телом, с трудом потянул ее на себя. Пространство у входа примерно на две трети от пола было заполнено бездыханными телами. Какие-то из них лежали, опираясь на дверь, и, после того, как она приоткрылась, подались вперед, вывалившись наружу.
— На выход! — глухо усмехнулся шарфюрер, разглядывая сквозь толстые стекла маски безвольно вытянутые в стороны руки и запрокинутые назад головы.
Он обошел здание и открыл вторую дверь, расположенную с обратной его стороны. Вторая дверь была очень похожа на первую, разве что, отсутствовал глазок для наблюдения за процессом. Скопление тел у этой двери было гораздо меньшим.
Эсэсовец поднялся на крышу и поочередно открыл заглушки каждой из шести шахт. Спустившись на землю, он отошел от здания на безопасное расстояние и, сняв противогаз, с наслаждением несколько раз вдохнул.
Слева к поляне подходила зондеркоманда. Несколько десятков узников, возглавляемые двумя капо и окруженные десятью эсэсовцами, остановились недалеко от здания и принялись терпеливо ожидать окончания процесса проветривания.
— Хорошее начало нового дня, — попытался завязать непринужденный разговор с Шольцем подошедший к нему офицер.
Он налил Курту кофе из термоса.
— Перестаньте, Альфред, — поморщился Шольц, взяв любезно протянутую ему железную кружку.
Кофе распространял вокруг бодрящий насыщенный аромат. Кружка несильно обожгла оберштурмфюреру руку.
— Хорошее начало дня это у тех, кто сидит за бумагами, — Курт, перехватив горячую кружку свободной рукой, небрежно кивнул в сторону административного здания. — А у нас с вами не хорошие дни, а вот эта изматывающая рутина. У вас не найдется ложки?
Унтерштурмфюрер, улыбнувшись, передал Шольцу ложку, аккуратно завернутую в белоснежную, вышитую по краям, салфетку.
