Россия и ислам. Том 3

новой жизни и интересы памятников прошлого едва ли так непримиримы, как представляется поверхностному наблюдателю»²⁵⁶.

Я, впрочем, вижу в призывах Бартольда к сохранению любых памятников прошлого²⁵⁷ и отражение его благоговейно-эстетического отношения ко всем историческим разновидностям того материально-духовного космоса, который упорядочен и уплотнен вокруг человека и ценностно на него же ориентирован – идет ли речь о «типично восточных», или об арабо-мусульманской, или европейской цивилизациях.

Бартольду всего более по душе курс на поиски осторожных и постепенных методов регуляции – без принципиально резких «экспериментов», «инноваций», «скачков», то есть он – за консервативную альтернативу холистическо-целевой стратегии решения предельно усложнившихся общественных проблем. Отсюда, мне думается, и его – имплицитная в основном, что, впрочем, никоим образом не меняет сути дела, – трактовка среднеазиатского региона как уже не «русской колонии», не «мусульманской земли», не «тюркской колыбели», не «ирано-арийского очага», а как качественно новой «среды обитания» разных этнических групп, конфессий, адекватных им духовных ценностей, материально-символических и социальных реалий и т. д. Она, эта среда, есть сложный социально-культурный «контекст», со своим целостным семантическим значением, причем значения образующих его компонентов («общемусульманского», «тюркско-мусульманского», «ирано-мусульманского», «русско-христианского») последовательно вскрываются лишь в процессе их функционального, формального и символического взаимодействия²⁵⁸.

Иное дело, что бартольдовские пожелания, добиться между этими компонентами динамического равновесия, найти в имманентной каждому из них смысложизненной, мировоззренческой проблематике универсально пригодные теоретические аспекты, моральные нормы и этические ценности, не оказались эксплицированными – прежде всего не потому только, что Бартольду органично чужд был философский стиль мышления²⁵⁹, а вследствие его то латентных, как правило, то иногда все же резко прорывающихся наружу европоцентристских предрасположенностей.

Примечания

Глава 1

1 В частности, вследствие попыток России в конце 90-х годов XIX века выйти на рынки Ближнего и Среднего Востока.

2 См. о ней: Ведерников В.В. Кризис консервативной идеологии и его отражение в печати (1895–1902)//Вестник Ленинградского государственного университета. 1981. № 8. Вып. 2. С. 104–107.

3 См. подробно: Самоуправление на окраинах//Московские ведомости 10.Vn.1897.

4 См.: Кризис самодержавия в России. Л. 1984. С. 86.

5 См.: Batunsky М. Imperial Pragmatism, Liberalistic Culture – Relativism and Assimilatively – Christianizing Dogmatism in Colonial Central Asia: Parallels, Divergencies Mergences // Utrecht Papers on Central Asia. Utrecht. 1987. P. 95–122.

6 См. подробно: Ziman J. Basic principles//Sientists, the arms race and disarmament (A UNESCO) Pugwast Symposium. L., 1982. P. 161–178.

7 Фиксируя ценностную нагруженность тогдашнего исламоведческого знания, надо все же учитывать, что выявление параллелизма в содержании политических, идеологических, этических и прочих доктрин и научных теорий еще не доказывает наличия между ними каузальной связи. Речь должна скорее идти о «синхронизации» отношений, «общности по настроению» и т. д. (См.: Мамчур Е.А. Проблема ценностной детерминации научного знания//Социальная детерминация познания. Тарту, 1982. С. 73).

8 См. подробно: Батунский М. 1) К вопросу об идейно-методологических основах творчества И. Гольдциэра // Вестник истории мировой культуры. М., 1960. № 2; 2) Из истории зарождения западноевропейского исламоведения//Научные работы и сообщения. Кн. 3. Ташкент, 1961; 3) Идейно-методологические основы западноевропейского исламоведения конца XIX – начала XX вв.//Вопросы истории религии и атеизма. T. X. М., 1962; 4) Alfred von Kremer ais einer Begriinder der modernen Islamkunde. Wien, 1980/ Sonderabdruck aus dem Anzeiger der Osterreichischen Academie der Wissenschaften. Philos.-hist. Klasse. Bd. 116. Wien, 1979; WaardenburgJ.-J. L’Islam dans le miroir de l’Occident. P. 1962.

9 Шкуринов П.С. Позитивизм в России XIX в. М., 1980.

1 °Cм.: Batunsky МЛ) Islam and Russian Medieval Culture // Die Welt des Islams. Bd. XXVI. Zeiden. 1986; 2) Muscovy and Islam: Irreconciable Strategy Pragmatic Lactics // Saeculum. XXXIX, 1. 1988.

11 Batunsky M. Islam et Culrure Russe en XVIII s. // Cahiers du Monde Russe et Sovietique. L. XXVII. P., 1986.

12 Schacht R. Social Structure, Social Alienation and Social Change // American Philosophical Quarterly. 1986. Vol. 23. № 1. P. 47

13 Бартольд В.В. Обзор деятельности факультута. 1855–1905//Материалы для истории факультета восточных языков. T. III. СПб., 1909; Куликова А.М. Становление университетского востоковедения в Петербурге. М., 1982.

14 В том числе и благодаря переводам на русский язык трудов А. Шпренгера, Ж.-Э. Ренана, Р. Дози, А. Кремера, Г. Вейля и других.

15 Вообще же по крайней мере наивными кажутся в наши дни попытки доказать, будто в России второй половины XIX в. «в умах русских ученых… не успели еще развиться и закрепиться метафизический метод мышления и узкий эмпиризм», – в отличие от Западной Европы, где «и то и другое заняло в науке господствующее положение и прочно закрепилось в качестве познавательно-психологического барьера, стоявшего на пути естественнонаучного прогресса» (Кедров Б.М. Познавательно- психологические проблемы творчества//Философия и социология науки и техники. Ежегодник, 1987. М., 1987. С. 142.).

16 См. подробно: Веселовский Н.И. Григорьев В.В. по его письмам и трудам. СПб., 1887.

17 См. подробно: Батумский М. О некоторых новых тенденциях в историографии первоначального ислама//Народы Азии и Африки. 1987, № 6.

18 Особенно показателен в этом отношении воспитанник Петербургского университета и, по выражению А.Н. Кононова, «создатель русской османистической школы» В.Д. Смирнов (см. подробно: Михаилов М.С. Об изучении турецкой литературы в отечественной тюркологии//Вопросы языка и литературы стран Востока. М., 1958), который, в частности, ратовал за внедрение среди «инородцев» письменности на русской графической основе (см.: Смирнов В. По вопросу о школьном образовании инородцев-мусульман. Отд. оттиск из ЖМНП. T. CCXXIII. Отд. 3).

19 Это обусловливалось и теми сугубо утилитарными задачами, которые ставило правительство перед факультетом восточных языков Петербургского университета, открытым в 1855 г. (см.: Кононов А.Н. Восточный факультет Ленинградского университета//Востоковедение в Ленинградском университете. С. 13).

2 °Cм. подробно: Derrida J. La difference//Theorie d’ensemble. P. 1969.

21 P. Барт пишет: «Дискурсом власти я называю любой дискурс, который вызывает у того, на кого он рассчитан, чувство вины, ощущение своей виновности» (Вступительная лекция на кафедре литературной семиологии//Современная структуралистская идеология (Генезис политологических концепций). М., 1984. С. 106.)

22 См. подробно: Batunsky М. Islam et culture russe. P. 55.

23 Корни явления следует искать в прошлом, на тех этапах, когда формировалась русско-средневековая культура, – с ее этизированностью и, следовательно, с неспособностью создавать целостные и, главное, оригинальные онтолого-космологические системы, с характерной для нее же склонностью к мистике, оказавшейся деструктивной по отношению к миропознавательному интеллектуальному рвению, с ее игнорированием формальной логики и т. д.