93 В конце концов не явления нуждаются в объяснении (см.:
94 Наверное, пора уже дифференцировать понятия «динамическая исламистика» и «статическая исламистика», обязательно при этом учитывая, что они могут взаимно дополнять друг друга. Одна из них («статическая») преобладает тогда, когда главной задачей становится анализ структуры (ислама в целом; панисламизма; того или иного мусульманского национализма и т. д.); другая («динамическая») становится доминирующей при изучении «эволюции», «развития», словом, «движения» этих же структур. Мне представляется, что «динамическая исламистика» должна рассматривать их постольку, поскольку они представляют собой результаты протекания трансформационных процессов в системе «Ислам» (и ее субсистем). «Динамическая исламистика» исследует «исламские инварианты» (структуры и остающиеся универсально-неизменными элементы классического исламского комплекса – Коран и шариат) в том виде, в котором они строятся (и воспринимаются) на основе «исламских вариантов» (процессов). В сферу профессиональной компетенции «динамической исламистики» войдет не только познание процессов, легших в фундамент преобразований Ислама, но и – в качестве главной задачи – толкование процессуальных аспектов функционирования его, Ислама, и глубинных и поверхностных инвариантов. Возможно, самым приоритетным из всех динамических факторов окажется тот, который порожден прочной связью двух кардинальных для мусульманских доменов процессов: освоение ислама и его постоянное развитие (путем постоянной рефлексии над ним, его конструктивного переосмысления и переконструирования и т. д.).
95 См.:
96 См. подробно:
97 Позаимствовав y Беккера много концептуально важных фрагментов, Крымский не понял, однако, истинной значимости его вклада в исламоведение; в качестве самой достойной характеристики своего немецкого современника он приводит лишь такую, как «свободомыслящий христианин»
98 Не будем, однако, осуждать Крымского за его беспрестанные колебания между детерминизмом («каузальным подходом») и индетерминизмом: все, наверное, исламоведы (да и прочие гуманитарии) грешат тем же самым. Анализ их и прошлой и нынешней объяснительной аргументации приводит к грустному выводу, что у нашей науки нет надежных методов для объяснения изменений в мире ислама: то, что именуется «объяснениями», сводится либо к таксономическим, либо к описательным схемам, или же, наконец, просто-напросто к логически прочным псевдоаргументам, в свою очередь стимулированным дисфункциональными реликтами тех или иных вариантов европоцентризма (см. подробно:
99 Думаю, что в исламистике со временем выкристаллизуется и «каузальная исламистика», долженствующая заняться изучением механизмов, так или иначе способствующих появлению, закреплению и последующей трансляции на массовом уровне «типично мусульманского поведения и ментальности». В ряду этих механизмов – не только социальные, психологические, культурные, но и биологические (расовые и конкретно-этнические) уникальности. В свою очередь, «некаузальная исламистика» – такой тип исламистики, которая исследует «Ислам в себе», абстрагируясь от управляющих его действием механизмов.
100 О науках прошлого столетия он далее язвительно писал, что все они «превратились в собственные, отвлеченные и чудовищные, методологии… все науки говорили о своем методе откровеннее, охотнее, более одушевленно, нежели о прямой своей деятельности. Метод определяет науку: сколько наук, столько и методологий… и все науки вместе шарили по беззвездному небу… своими методологическими щупальцами, не встречая сопротивления в мягкой отвлеченной пустоте»
101 Я опять не могу не поразмышлять о все том же – «Изменения в исламе». Надо, в частности, проследить сложность отношений между ними и развитием общества. Социальные структуры и ислам (а значит, и его изменения) никогда не связаны прямо. Для изменений в исламе характерен ряд параметров – способ, интенсивность, время, частота и др., которые определяются сложным комплексом условий и факторов. В числе их именно социальные факторы в наибольшей мере ответственны за распространение и последующее закрепление изменений в исламе. Само по себе каждое такое изменение социально, и оно характеризует коммуникативную деятельность определенной группы. Если увидеть в исламе (т. е. в любом «миди-» и «миниисламе») сложную диасистему форм, связанных друг с другом отношениями соподчинения или иерархического подчинения, то тогда «исламская динамика» приобретет специфический двойственный характер. Его феноменологическая картина – непрекращающееся движение стремлений к «мусульманской самореализации», множество содержательных и формальных перемен на всех (или почти всех) участках общеисламского и локально-исламских комплексов и т. д. Его сущность – социально отфильтрованный выбор инноваций и принятие их макроуммой (и – или – «миди-» и «микроуммами»). Но надо при этом принять во внимание и то, что длинный ряд вариативных явлений в мусульманских социумах никак не может служить примером «развивающихся изменений» – что вновь свидетельствует о трудностях уяснения отношений между синхронной вариативностью и механизмом (механизмами) «изменений в исламе».
102 О его полемике по этому вопросу с украинским писателем Б.Д. Гринченко см:
103
104 Прав Э. Сэпир и его сторонники, утверждая, что ни одна культура вообще не является некоей «вещью», которая может быть обнаружена где-либо в обществе (в нашем случае – в метасистеме «Мусульманская цивилизация» и ее конкретных ответвлениях) или в которой содержится общество. Культура – это процесс порождения смысла, совершаемый членами общества. Функционирующие в обществе институты (в нашем случае – исламские религиозные институты в первую очередь) стремятся распространить сознательно организованные, явно выраженные системы идей – идеологии (см.: