Салли подумала, нахмурившись. Расставлять мебель оказалось делом хлопотным.
— Нет, — решила она, наконец, — около окна будет лучше. — Она виновато взглянула на Рыжика. — Вы уже, наверное, от меня устали.
— Устал! — Рыжик, ухватив кресло, потащил его на другой конец комнаты. — Знаете, я так считаю, — он вытер бусинки пота, выступившие на его веснушчатом лбу. — Вы нашли для меня работу и…
— Стоп!
— Ладно… и все-таки это благодаря вам, сами знаете.
Салли села в кресло и потянулась. Глядя на то, как работает Рыжик, она и сама устала. С гордостью она осмотрелась вокруг. Несомненно, комната начинала выглядеть уютно. На стенах картины, на полу ковер, да и мебель почти расставлена. Впервые в жизни она чувствовала себя дома. Все три года в меблированных комнатах она мечтала о своем доме, где она могла бы закрыть дверь и побыть в одиночестве. Квартира была маленькой, и все же это райский уголок. Она смотрела и не находила недостатков… разве что… Ей вдруг показалось, что чего-то не хватает.
— Привет! — воскликнула она. — А где моя фотография? Я же сама вчера ставила ее на каминную полку.
Рыжик раскраснелся, видимо, от тяжелой работы. Его щеки пылали. Он внимательно изучил камин.
— Тут нет никакой фотографии.
— Вижу, что нет. А вчера была. Или не было? Я точно собиралась поставить ее туда. Может, забыла. Знаете, на свете нет ничего прекрасней этой фотографии. Не очень на меня похожа, их ретушируют, понимаете. Ну да что с того? Я ей очень дорожу: на ней я выгляжу так, как мечтала бы выглядеть в действительности, если б только могла.
— Я на фотографиях никогда не получаюсь, — важно заметил Рыжик с легким сожалением в голосе.
— Не расстраивайтесь!
— О, я нисколько… Так просто сказал…
— Рыжик, — сказала Салли, — простите, что прерываю вас. Это, бесспорно, ценное замечание. Но, понимаете, кресло не на месте! Там, где оно стояло вначале, было лучше. Не изобразите еще разок вьючную лошадь? А потом я приготовлю вам чаю. Конечно, если найду чай, и молоко, и чашки.
— Чашки еще есть. Я точно знаю, потому что позавчера две разбил. А за молоком можно сгонять на угол, если хотите.
— Да, пожалуйста, сгоняйте. Я просто без сил из-за этой мебели.
За столом Салли допросила его:
— В этой работе, которую, как вы только что заметили, я великодушно для вас подыскала, я одного не понимаю — откуда у вас столько свободного времени? Как получается, что вы можете тратить свои драгоценные часы, вернее, драгоценные часы Филлмора, каждый день передвигая мебель у меня в квартире?
— Я обычно отпрашиваюсь.
— Может, вам лучше быть у себя на посту и заниматься делом? Кстати, чем вы там занимаетесь?
Рыжик задумчиво помешал чай, размышляя над этим вопросом.
— Да так, сижу, понимаете, — он еще немного подумал. — Разговариваю с посетителями. Говорю, что вашего брата нет, записываю фамилии, адреса… и все такое.
— Филлмор с вами советуется?
— Иногда дает почитать рукописи, которые нам присылают. Жуткая ерунда, чаще всего. Иногда посылает меня вечером на какой-нибудь водевиль.
— В награду за службу?
— Нет. Посмотреть какой-нибудь номер, а потом доложить ему. На случай, если он решит использовать это в своем ревю.
— В каком еще ревю?
— А вы не знали, что он собирается ставить ревю? Ну, конечно. Затеял что-то грандиозное. Хочет всех переплюнуть.
— Боже мой! — Салли встревожилась. Как это похоже на Филлмора, подумала она, ввязаться в дорогостоящий проект, когда нужно двигаться вперед, потихоньку укрепляя уже достигнутые завоевания. Всю жизнь ее брат считал на миллионы там, где осторожный человек довольствовался бы сотнями. Внутри у него бурлил неисчерпаемый источник оптимизма. — Что ж, действительно грандиозный замысел? — выдавила она.
— Да, амбиций у него полно. Прямо Наполеон.
— Надо с ним поговорить, — решительно сказала Салли. Поведение Филлмора ее раздосадовало. Все шло прекрасно, все вокруг были так безмятежно счастливы — тишь да гладь, а он взял и все испортил. Ей снова пришлось беспокоиться.
— Да ладно вам, — заспорил Рыжик. — Это приносит большие доходы. В Лондоне, знаете, гребут деньги лопатой.
Салли покачала головой.
— У него не получится, — сказала она. — И вообще… С этим креслом тоже не получается. Все-таки оно должно стоять у окна. Взгляните сами, ведь правда?
— Точно! — ответил Рыжик и терпеливо взялся за дело.
Салли не стала меньше тревожиться за своего кипучего брата, получив вскоре от мисс Винч из Чикаго телеграмму следующего содержания:
Вы кормите Филлмора мясом?
Она не могла бы сказать, что полностью уловила смысл послания, но был в нем какой-то зловещий намек, и это подтолкнуло ее без промедления начать расследование. С трудом оторвавшись от радостей меблировки, она отправилась в штаб-квартиру Общества с ограниченной ответственностью «Театральная компания Филлмора Николаса» (директор-распорядитель Филлмор Николас).
По прибытии она обнаружила, что Рыжика на обычном месте нет. Его пост занимал паренек нежного возраста с прыщавой внешностью, который, услышав ее имя, смягчился, отбросил горделивую холодность и посоветовал проходить прямо в кабинет. Салли прошла прямо в кабинет и обнаружила Филлмора, который, задрав ноги на грязный стол, изучал что-то похожее на эскизы костюмов.
— А, Салли! — сказал он рассеяно и устало, что должно было свидетельствовать о больших заботах. Благополучие продолжало молчаливо и беспощадно трудиться над надеждой американского театра. То, что совсем недавно, по возвращении из Детройта, было просто легкой полнотой под нижней челюстью, теперь превратилось в откровенный второй подбородок. Новый жилет он носил расстегнутым. — Я довольно занят, — продолжал он. — Всегда рад тебя видеть, но, в самом деле, занят. Сотня дел.
— Ну что ж. Я буду сто первым. Филл, что это я слышу? Какое ревю?
Филлмор стал похож на маленького мальчика, застигнутого за кражей варенья, если, конечно, великий импресарио может так выглядеть. В минуты сомнений ему случалось размышлять над тем, что сказала бы Салли, узнай она об этом проекте, и он надеялся, что она не узнает ничего до тех пор, пока приготовления не зайдут так далеко, что вмешательство станет невозможным. Он очень любил Салли, однако, как ни прискорбно, ей была свойственна какая-то досадная осторожность, так что он опасался критики с ее стороны. Как человеку вести дела, когда вокруг вьются женщины и все время критикуют? Он взял ручку и положил обратно, застегнул и расстегнул жилет, почесал за ухом одним из листов с эскизами.
— Ах да, ревю!
— Не надо говорить «ах да»! Ты отлично знаешь, это безумие.
— Понимаешь… Это мои дела… Чего ты вмешиваешься?..
— Я вовсе не хочу тебе указывать, что делать, Филл, но, вложив деньги, полагаю, я стала кем-то вроде твоего партнера, так что, я имею право издать страдальческий вопль, если ты рискуешь всем…
