в которых никто и ногда не заподозрил бы оружия — к примеру, на кошачьих чучелах или мокрых вениках. Как-то все шло неправильно…
— И куда ты направишься? — спросил Трикс.
— А? — Мальчишка даже чуть удивился. — Домой поу. Я там вон живу… — Он махнул рукой вверх. Каменная дорога петляла между оврагом и домами алхимиков к веине холма, где среди зеленых садов сверкали белизной и лазурью крыши богатых особняков.
— Ого, — настал черед Трикса удивляться. — Ты там живешь? А я думал, через реку…
Мальчишка переступил босыми ногами, кивнул:
— Нет, я наверху живу. Ага. У меня папа — садовник у магистра гильдии колесников.
— Ты же говорил — он менестрель, — напомнил Трикс.
— Ага. Был, пока голос не пропил, — кивнул мальчик. — Ну, пока! Ты дерешься как настоящий воин. Если будешь сражаться на арене, я за тебя стану болеть!
И он бодро припустил в гору, размахивая руками и не оглядываясь на Трикса.
Трикс вздохнул. То, что он сражается как воин, было приятной неожиданностью. В связи с этим действительно возникали всякие интересные планы.
А вот то, что вслед за оруженосцем его покинул даже мелкий беспутный мальчишка, — это огорчало. Получось, что никого Трикс особо не интересовал.
Он со страхом подумал, что коварный со-герцог Сатор Гриз был в чем-то прав.
Большие города очень любят молоденьких мальчиков из провинции. Они готовы предложить им массу развлений: игру в карты и кости; проворных, доброжелателых карманников; продавцов древних карт, любовных эликсиров и редких амулетов; грудастых, обильно прудренных женщин с усталыми взглядами; лошадиные скачки и тараканьи бега; поединки бойцовых василисков и схватки дрессированных крокодилов; замечательные уютные харчевни, где никто не спросит возраста, если мальчик решит заказать вина двойной или тройной перонки.
Когда у мальчиков кончаются деньги (при встрече с карманниками это происходит очень быстро, в других случаях — растягивается на несколько часов), они редко возвращаются домой. Обычно им хочется остаться в болом городе и взять реванш за неудачное знакомство.
И город щедро предоставляет им возможность остаться. Мальчики начинают играть в карты и кости; тренируют пальцы и лезут в карманы к приезжим; рисуют древние карты и варят любовные эликсиры; оказываются на сержании некрасивых, старых, но богатых женщин; тренуют лошадей и ловят по мусорным ямам самых быстрогих тараканов; убирают навоз за василисками и объедки за крокодилами или выметают полы в харчевнях…
Трикс, не подозревая об уготованной ему судьбе, шел по набережной. Когда четырнадцать лет назад придвоый астролог привычно врал Рату Солье, что первенец со-герцога родился под счастливой звездой, он и не преолагал, как близки к истине его слова. Вот и сейчас Трикс, чудом отпрыгнув от несущегося на полном скаку всадна, успел прижать к каменному парапету ныряющую ему в карман руку обаятельного молодого человека, приехаего в столицу три месяца назад, тут же прогоревшего на скачках и освоившего новую профессию. Обаятельный молодой человек, которому неуклюжее движение Трикса стало в перелом мизинца, вытаращил глаза, побледнел и, держа пострадавшую руку на отлете, быстро двинулся подальше от мальчика. У него не было никаких сомнений, что простоватый с виду паренек специально и очень раетливо прижал его руку.
А между тем все дело было именно в удаче! Звезды, конечно, на человеческие дела никакого влияния не окывают. Им, звездам, люди глубоко безразличны. Тем бее что все люди рождаются с совершенно одинаковой удачей, вот только проявляется она в разных ситуациях.
Невезучий торговец, который каждый день клянет судьбу, мог бы стать самым удачливым в мире скульптом. Игрок в кости, которому не идет фарт, преуспел бы в выращивании тюльпанов. Землепашец, чьи посевы сжает засуха, бьет град и пожирает жучок, легко победил бы на соревновании лучников, что проводится в славном городе Ангурине в самую дождливую, ветреную и беунную зимнюю ночь.
Причина, по которой каждому человеку удача спосотвует лишь в определенных начинаниях, крайне занимельна. Если бы она стала широко известна, жизнь людей, несомненно, обратилась бы к лучшему!
К сожалению, двадцать лет занимавшийся этим вопром Абуир, ученый из жаркого Самаршана, был феномально неудачлив. Когда разгадка была уже близка, перолновавшийся ученый опрокинул масляный светильник и пожар поглотил его лабораторию вместе со всеми резулатами исследований. Разочаровавшийся Абуир навсегда порвал с наукой, ушел в горы, прибился к лихим людям и уже через два года прославился от моря до моря как самый свирепый, удачливый и бесшабашный разбойник.
Так что никто, включая самого Трикса, не знал, в чем кроется его удача и в какой миг она от него отвернется. Как ни печально, но неизвестным это останется и для нас…
Трикс шел по набережной, глазея на нарядные особни. Чем дальше Трикс удалялся от рыбаков и алхимиков, тем красивее становилось вокруг. Перед особняками пвились уютные палисадники и зеленые лужайки, сами здания обросли балконами и террасами, подперлись коннами, покрылись разноцветной глазурованной плиой и резными деревянными панелями. Окна — сплошь застекленные, причем стекла прозрачные, чистые, без пырьков и трещин. В маленьких парках, выходящих к реке, играли в траве малыши, за ними приглядывали суровые гувернантки в длиннополых платьях и с бумажными зоиками от солнца. Повсюду сновали торговцы с лотками, заваленными сладостями, фруктами и закупоренными кувшинчиками с лимонной водой. Трикс, который и без всякого волшебства был сладкоежкой, купил большой комок арахисовой халвы, кувшинчик с водой и присел на парапете. Отщипывая липкую сладость, он задумчиво плядывал на княжеский замок. Идти к регенту прямо сейчас?
Или найти постоялый двор, отдохнуть, сходить в баню, купить чистую одежду — чтобы выглядеть достойно со-герцога в изгнании?
Сложный вопрос! Согласно хроникам, некоторые блородные люди в его положении не считали нужным нодить лишний лоск — так и шли грязные, оборванные и окровавленные, чем лишний раз демонстрировали серьеость своего положения. Но другие изгнанники предпитали привести себя в порядок, чтобы показать — дух их не сломлен, а благородство неизменно…
Раздумья Трикса прервало появление двух молодых людей богемного обличья, похожих друг на друга будто братья. Юношам было лет по шестнадцать-семнадцать, одеты они были в штаны из зеленого вельвета, кружевные батистовые рубахи и короткие курточки из коричневого бархата. Завитые белокурые локоны выбивались из-под шапочек, из которых торчали по три перышка: красное, синие и зеленое. У обоих в руках были папки, набитые бумажными листами, а из нагрудных карманов разноетной гребенкой торчали цветные карандаши. В общем, даже Трикс без труда опознал в них подмастерьев из слаой гильдии художников.
Мимолетно глянув на Трикса, юноши присели рядом и откупорили кувшинчики — то ли с водой, то ли с легким вином.
— Жаль, времени было мало, — огорченно сказал один из юношей. — Я только-только сумел палача набросать…
— Ничего, я самозванца рисовал, — похвалился второй, делая большой глоток. — Перерисуешь.
Утолив жажду, они раскрыли папки и стали разглядать рисунки друг у друга. Любопытствуя, Трикс вытянул голову, вглядываясь в эскизы. Его движение заметили, но подмастерья оказались славные ребята и ругаться не сти. Напротив, развернули рисунки в его сторону и стали выжидать реакции.
— Здорово! — сказал Трикс, чувствуя, что обязан втупить в роли благодарного зрителя, и облизнул липкие от сладостей пальцы.
Впрочем, эскизы и впрямь были неплохи. На одном листе быстрыми взмахами толстого угольного карандаша была набросана фигура палача — голого по пояс, широклечего, в закрывающем лицо колпаке и с вьющейся змй плетью. Колпак и кончик плети были небрежно выдены красными штрихами. Кого лупил палач, было непятно.
На другом эскизе был изображен мальчишка-подроок, лежащий на животе, с исполосованной спиной. Малишка одновременно орал, ревел и гримасничал. Полился он похуже, чем палач, покарикатурнее, но все- таки запоминающимся и живым.
— Мне тоже нравится, — скромно сказал автор эска. — Жаль, пороли недолго, регент сегодня добрый
