– А потом Винго принес конверт, и я побежала с ним к Бетти.
Вандер окинул равнодушным взглядом мой заляпанный кровью халат и произнес:
– Вскрытие ты проводила в перчатках.
– Конечно. Но когда Винго принес конверт, я их сняла – я же говорю...
– Перчатки изнутри посыпаны тальком.
– Думаешь, это тальк?
– Может, и нет, да все-таки надо проверить.
Я сходила в анатомичку за новой парой латексных перчаток. Через несколько минут Вандер уже выворачивал перчатки наизнанку и светил на них лазером.
Это оказался не тальк. Честно говоря, мы и не рассчитывали, что тальк будет светиться – он не вступает в реакцию. Мы уже проверяли и лосьоны для тела, и пудру в надежде обнаружить, чем же на самом деле являлись 'блестки'. Ни одно из косметических средств, содержащих тальк, не вступало в реакцию.
Вандер включил свет. Я курила и думала. Я пыталась припомнить каждый свой шаг с момента, когда Винго показал мне пресловутый конверт, до момента, когда я вошла в лабораторию Вандера. Я исследовала коронарные артерии, когда Винго подошел ко мне с конвертом. Я отложила скальпель, сняла перчатки и вскрыла конверт, чтобы взглянуть на предметные стекла. Затем поспешно вымыла руки и вытерла их бумажным полотенцем. Затем пошла к Бетти. Может, я трогала что-нибудь у нее в лаборатории? Этого я не помнила.
Неужели это мыло фосфоресцировало?
– Нейлз, я вымыла руки с мылом. Может это быть мыло?
– Вряд ли, – ответил Вандер, не задумываясь. – Ты ведь тщательно сполоснула руки. Если бы мыло, которым ты ежедневно пользуешься, вступало в реакцию даже после тщательного споласкивания, мы бы находили 'блестки' буквально на всем. Я почти уверен, что тут мы имеем дело с чем-то сыпучим, порошкообразным. У вас внизу дезинфицирующее жидкое мыло, разве не так?
Да, так оно и было, но я слишком спешила и поэтому не пошла в подсобку, где над умывальником был дозатор с жидким дезинфектором розового цвета. Я подскочила к ближайшему умывальнику в анатомичке, на котором стояла металлическая коробка с порошкообразным серым мылом – таким пользуются во всем нашем здании. Оно было дешевое, и наше ведомство закупало его тоннами. Я не имела представления о составе этого мыла. Оно практически не пахло, не расползалось от влаги и не пенилось – будто песком руки моешь.
В конце коридора был женский туалет. Я принесла оттуда целую пригоршню серого порошка. Вандер включил лазер.
Мыло светилось ярко-белым неоновым светом.
– Черт меня подери...
Вандера затрясло от волнения. Меня тоже. Да, я хотела узнать, что за 'блестки' мы находили на телах жертв, но мне и в страшном сне не могло присниться, что это мыло, которого полно в нашем здании!
Я все еще сомневалась. Неужели 'блестки' попали на конверт с моих рук? А что, если нет?
Мы продолжали проверку.
При тестировании огнестрельного оружия делается множество выстрелов для определения дальности и траектории полета пули. Мы же с Вандером до одурения мыли руки, пытаясь выяснить, насколько тщательно нужно сполоснуть руки водой, чтобы лазер не выявил 'блесток'.
Вандер как одержимый скреб руки порошком, старательно ополаскивал, вытирал бумажным полотенцем. Под лучом лазера загоралась пара 'блесток', не больше. Я пыталась вымыть руки так же поспешно, как сегодня в анатомичке. В результате на всем, чего я касалась – на столе, на рукаве вандерова халата, – фосфоресцировали целые созвездия. С каждым новым прикосновением 'блесток', естественно, убывало.
Я принесла из туалета целую кофейную чашку мыльного порошка. Мы продолжали мытье. Свет включали и выключали, лазер уже дымился. Вскоре умывальник изнутри стал выглядеть как Ричмонд темной ночью с высоты птичьего полета.
Нам удалось обнаружить нечто интересное: чем больше мы мыли и вытирали руки, тем больше на них оставалось 'блесток'. 'Блестки' скапливались под ногтями, налипали на запястья, манжеты и рукава. Оттуда они попадали на полы халата, добирались до волос, оставались на лице, шее – на всем, до чего случалось дотронуться. Минут через сорок пять, намывшись на неделю вперед, мы с Вандером в свете лазера выглядели как две новогодние елки.
– Мать его так... – донеслось из темноты. Никогда не слышала, чтобы Вандер употреблял подобные выражения. – Ты только посмотри! У этого отморозка, должно быть, мания чистоты. Это по сколько же раз на день он моет руки, что после него столько 'блесток' остается?
– Мы ведь еще не уверены, что он пользуется мыльным порошком, – охладила я Вандеров пыл.
– Да-да, конечно.
Хоть бы в лаборатории определили, что 'блестки' на телах жертв – это и есть мыльный порошок! Но одного нашим химикам – да и никому – точно не выяснить: каково происхождение 'блесток' на конверте и, если уж на то пошло, как сам конверт оказался в морозильнике.
Проснулся мой внутренний голос и снова стал меня изводить.
'Ты просто не можешь признать, что ошиблась, – зудел он. – Ты не хочешь принять правду. Ты сама перепутала ярлыки, а 'блестки' попали на конверт с твоих собственных рук'.
Но что, если?.. Что, если все было не так безобидно? Я молча спорила с внутренним голосом. Что, если некто с каким-то умыслом положил конверт в морозильник и 'блестки' попали на картон вовсе не с моих рук, а с рук этого злоумышленника? Странное предположение. Да, что-то фантазия разыгралась не на
