мосвалы, каждый старался объяснить мне, что надо
всегда закрывать створки, как будто я сам не знал!
Бетон завалил половину проезда, но вторая свободна.
Я закрыл злополучный рычаг и принял решение:
подавать бетон, а эта гора пусть лежит. Холодный пот
выступил у меня на лбу: если она схватится и засты-
нет, потом понадобится бригада с отбойными молотка-
ми, чтобы убрать. А что уж будет мне!..
110
— Давай подгоняй! Вали!
Две машины принял. Кран понес бадью. Это уже
лучше. Работа возобновилась. Пока машины будут ва-
лить, я буду лопатой забрасывать с кучи в бадью. Но
один только раз я попробовал и понял, что работы
мне хватит на два дня… Я готов был броситься на эту
гору и зарыдать, утопиться в ней. Но что делать?
И я работал, наверно, целый час, пока перед глаза-
ми не поплыли оранжевые круги. Бросишь лопат де-
сять этой чугунной тяжести — и глотаешь воздух.
А машины идут, а машины идут, а машины идут!
Рядом заскребла чья-то лопата. Я обернулся и
остолбенел. Тоня! Тоня с соколиными бровями! Отку-
да? Увидела, пришла? Спокойная, загадочно улыбаю-
щаяся, она не сказала ни слова. И я не сказал ничего.
Рядом стали другие девушки, переговаривались как ни
в чем не бывало, будто меня тут и нет, а это — их
обычное дело.
— Бери оттуда. Куда лезешь?
— С того краю, Дашка!
— Девоньки-и! Ай да милые мои! — Шофер Генка
подлетел, схватил у меня из рук лопату и, ухнув, как
экскаватор, стал валить в бадью, только мускулы его
заиграли.
— Ты, черноглазая, посторонись! Дай-ка место
рабочим рукам. Что смотришь? Провожать меня хо-
чешь? Садись в кабину, расцелую!
— Ах ты, цыганище, а палки не хотел?
— Девочки, серьезно! Которая берет меня в
мужья? Смотрите, какой работник!
— За столом, с большой ложкой!
Так с шутками, с визгом они убрали больше поло-
вины горы. Я сначала растерялся, но потом, чтобы не
стоять без дела, подогнал машину, вывалил.
— Ви-ра-а!
101
Как медвежата, они посыпались в дыру, на лестни-
цу, чтобы успеть к блоку, пока кран принесет бадью, а
я чуть не заревел: теперь я уже справлюсь сам, наго-
няя не будет!
Выбрав момент, когда не было машин, Ефремович
подошел и стал возле меня, заложив руки в карманы.
— Саша! А ну, подай-ка бадью сюда. Ниже. Стре-
лу смайнай. Еще. Разворот.
Я бросился к висящей бадье, чтобы, навалясь, вы-
ровнять ее. Ефремович остановил:
— Не надо. Он сам сумеет… Право чуть. Разверни…
Я разинул рот. Бадья на тросах, как живая, лениво
вертелась, пристраивалась, прицеливалась и тихонько
легла разинутой пастью к самому бетону.
— Техника творит чудеса,— сказал Ефремович.—
Нужно организовать рабочее место так, чтобы сочетать
полезное с приятным.
Он поплевал на руки, взял мою лопату и принялся
кидать. Саша кубарем слетел с крана, неся вторую ло-
пату. Они отстранили меня, стали рядом — и только
зашуршало: хрр, хрр! Я уже не мог и руки поднять,
стоял, смотрел.
Они, пошучивая, подскребли все до капли, доски
заблестели, как вымытые.
— фух! Вот славно! — сказал Саша.— Так бы це-
лый день и кидать! Правда, Ефремович?
— Я бы целый день сало в рот кидал,— сказал
Ефремович.
ГЛАДИАТОРЫ В КЛЕТКЕ
Усталость. Тяжелая, беспросветная усталость, как
обложной дождь. Где бы я ни был, что бы ни делал,
одно стучит: отдохнуть, отдохнуть. Вдобавок ко всему
кончаются деньги, осталось с пятнадцать рублей, да и
112
то одна трешка рваная, надо как-то заклеить. А до
аванса далеко. Когда от усталости не хочется есть, то
я и не ужинаю.
То ли Москаленко разгадала, почему к нам мало
возят бетона, то ли действительно было так, как она
сказала:
— На приемке у нас стоят по очереди, для отды-
ха. Пора тебе на настоящее дело, в блок.
Ого-го! Оказывается, приемка — это самое легкое,
так сказать — «интеллектуальный» труд. И я перешел
в блок.
Знаете ли вы, задумывались ли когда-нибудь, как
работают бетонщики? Блок — это огромная, сколочен-
ная из досок коробка. Все внутри перегорожено и пе-
репутано прутьями арматуры. Сверху льют бетон. Бе-
