кую выходку.
— Ты же пойми: уехать — это можно. Получишь
аванс, на вокзал — да и дома. Да только дашь себе по-
блажку раз — всю жизнь поедешь на поблажках, ставь
крест! Идем лучше домой, возьми себя в руки. Эх, не
надо было тебе бычков есть! Пошли… Заработаешь де-
135
нег, отпуск возьмешь — съездишь. Хочешь, вместе со-
бирать будем? Мне не надо! Ну что же ты, не на Моск-
ве весь свет клином сошелся!
Я плохо слушал, что он еще говорил. Тошнота не-
много прошла. Я встал, отыскал в траве бычков, молча
сунул связку Леньке, отобрал у него половину удочек
и, кусая губы, пошел.
Леонид уделил мне половину своих фиалок, и мы
положили два букетика на Приморской, под дверью с
табличкой «4», тихо, по-воровски прошмыгнув в кори-
дор.
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
В эту ночь я шел на работу медленно и тяжело.
Впервые мне было абсолютно безразлично, что де-
лать и как. Хотелось только, чтобы смена поскорее
прошла.
Представьте себе горы развороченной земли, усеян-
ной щепками, бревнами, и среди них высокую наклон-
ную деревянную стену. Она внутри пустая, туда мы за-
ливаем бетон. Это после водослива мы строим берего-
вую стенку, набережную. С одной стороны ее будет
сквер, с другой — забурлят воды, вырываясь из турбин
станции. Нет, не пустая стена, а, конечно, заполненная
арматурой. Тесно там, комбинезоны цепляются за крю-
чья, повернуться негде, провод вибратора путается, све-
та прожектора недостаточно.
Николай наверху открывает бадью и валит, а я при-
нимаю машины внизу у крана. Сюда портальный не
достает, пригнали паровую «Шкоду». Как он сюда
прилез на своих широких, стертых и покалеченных гу-
сеницах через горы земли, непонятно. Он — как двух-
этажный дом, весь обсыпан углем и пыхтит, как паро-
воз. Темно, горит зола, высыпанная из топки; машини-
136
сты то выглядывают, то скрываются в будке, чумазые
озабоченные; скрипит где-то неподалеку бульдозер да
время от времени с буханьем вырываются искры из тру-
бы крана.
Прохладно. Меня знобит и тошнит.
Чего-то мне хочется. Чего-то мне недостает. А че-
го — сам не понимаю. Но только кажется, что добудь
я это — и горы свалятся с меня, станет легко жить на
свете и радостно. Но чего? Или я болен?
Первым привез бетон старый знакомый, водитель
машины «00-77», с грустными глазами. Я обрадовался
ему, и он впервые заговорил со мной, сказал, что к нам
трудно добираться.
О, шоферы строек! По каким только ямам, холмам,
непроходимым хлябям и колдобинам вы не водите свои
истрепанные, работящие машины! Ваши самосвалы в
таком страшном виде не пустили бы даже в пригороды
Москвы. А вы умудряетесь делать сто тысяч без капи-
тального ремонта, носите резину до последнего клочка
и еще экономите! К нам сюда пройти — сам черт ногу
сломит, а «00-77» приехал и бетон не расплескал, и
только заметил, что трудно добираться.
Вторым прибыл «рвач с золотыми зубами» — этот
зато половину бетона выплеснул в пути.
— Ахо! Друзья встречаются вновь! — радостно
приветствовал он меня, не выходя из кабины.— Как
поживает сегодня твой карандаш?
— Ладно!
— А работенка сегодня никуда… Уж пару крести-
ков там проставишь законно, а?
Работа действительно не ладилась. Николай не мог
попасть бадьей в узкий раструб стены. Крановщик бра-
нился, боялся, как бы тяжелая бадья не оборвала стре-
лу. Кран натужно пыхтел, дергался, лязгал. А в дере-
вянной узкой клетке девушки убирали кабели, чтобы
137
их не заваливало, жались к стенам по углам, закрыва-
лись. И вот: грр-бух-бух-шлеп-трах! Вывалили!
Начинается вой в блоке:
— Куда тебя черт просил валить? Колька-а-а! Па-
разит! Иди теперь сам, перекидывай!
— Л-ладно! Молчать там! — с достоинством гово-
рит Николай в дыру и садится закурить.— Б-бабы! Ва-
ше дело малое: з-знай вибрировай.
Он на блоке ходит с опаской, хватается за штыри,
взмахивает руками, и на фоне звезд похож на оди-
нокую и бестолковую курицу, которая никак не найдет
своего насеста.
Наконец бетон вообще перестали возить.
Николай спустился со стены по лестнице, собрал ку-
чу щепок, притащил ведро из-под смолы, целое бревно,
раздавленное экскаватором, свалил все в кучу и под-
жег:
