— В-вот славно! Костер — п-первое дело! Эй,
девки!..
Из блока выбралась Даша, с ног до кончика носа в
бетоне; пришла, присела, подставляя огню бока и ра-
достно щурясь, славная, добрая, словно и не она толь-
ко что костила Николая.
— Вот зимой, Анатолий, х-холодища — во! — ска-
зал Николай.— А я на эстакаде, на ветру. Бабы-то в
блоке, а на эстакаде — метель, смерть моя! Спасаться
надо? Вот я соберу щепочек, да в пустой бадье и разве-
ду. Железо вокруг, не загорится. Залезу в бадью, дым
глотаю — ах, хорошо!
— Расскажи про пожарника,— подсказала Даша.
— Ну, а когда начальство идет, я сразу затоптал,
присыпал, словно и не я. Откуда дым? Курил! И вот
однажды пожарник попутал. Я его не углядел: метель
больно сильна была. Эх, он как набросился! Такой и
растакой ты, говорит, Иркутскую ГЭС спалишь! Я же
138
стою на своем: «Спасаться надо?» — «Я тебя,—гово-
рит,— спасу!» Побег он искать начальника участка.
Я скоренько костер загасил, золу скинул вниз, снегом
присыпал, а сам ходу. На портальный к Ефремовичу
залез и смотрю. Они пришли, ходили, ходили… А я на-
блюдаю. Начальник говорит: «Не может быть, я Нико-
лая знаю, он не допустит». Так и ушли. Потом началь-
ник встречает. «Ты,— говорит,— жги, да так, чтоб по-
жарники все-таки не видели». Ладно. Знаем. Летом
теперь что? Благодать.
Неподалеку лежал ящик для угля. Я развернул его
к огню, постелил там доску и прилег. Железо было ле-
дяное, костер погасал. Иногда гул будил меня, я вска-
кивал, выбегал к машине, но это была не машина, это
гудел и клокотал котел крана. Во сне я видел зиму:
Москва завалена снегом, и по улице Горького колонной
идут снегоочистители. Морозно, термометр на Моссове-
те показывает «35». А я — школьник, с портфелем в
руке, иду и жую мандаринку, и от нее желтые корки
остаются на снегу. Скоро Новый год, у нас культпоход
на «Щелкунчика»…
Меня разбудил «рвач»; он привез кубометр бетона,
который «выдоил» с завода, и сказал, что там поломка,
бетон будет не скоро. Я дрожал от холода, был как пья-
ный,— то ли больной, то ли сонный.
— Ну слушай, парень! — стал канючить этот силь-
ный мужчина.— Ну добавь же ходок хоть пяток! Сам
видишь, какая работа. Ну что я, не рад бы возить? Вот
вырвал из зубов кубик… Ну допиши, прошу тебя, де-
тишкам на молочишко! Ведь у меня их сколько, и все
пищат: дай, дай, дай!
Я достал блокнот и дорисовал ему три ходки. Потом
мне стало жалко водителя «00-77», и я ему дописал две.
— Вот за это пойдем на кран греться! — весело ска-
зал шофер, беря меня под руку.
139
Мы вскарабкались на кран, открыли железную
дверь в его стене, и… пахнуло жаром, огнем из раскры-
той топки. Кочегар, черный, как шахтер, скалил
зубы:
— Что-о? Прибыли? Днем никакой дьявол не за-
глянет…
— Эх! Рай, жизнь-малина! — молодецки восклик-
нул «рвач».— Сюда бы еще девочку да белоголовоч-
ку — и помирать не надо! Неси-ка, друг, водички.
Кочегар нырнул в темноту, за причудливые меха-
низмы, цилиндры, манометры, принес ведро с плаваю-
щей в нем сажей, и мы с удовольствием напились.
— Полезайте на полати,— сказал кочегар.— Там
Жорка спит; вы его потесните, да не будите.
Забравшись по лесенке под крышу, мы очутились на
каком-то помосте из досок, на нем лежали фуфайки,
штаны, тряпки. Рядом в темноте проходила раскален-
ная труба, было жарко, как в парной. У меня от слад-
кой истомы сразу размякло все тело.
Мне снилась Комсомольская площадь в Москве.
Я спешу на вокзал. Жара. Душно. Москвичи торопятся
в дачные поезда. Все битком забито, одна за другой от-
ходят электрички. Мороженое нарасхват. А мне очень
весело: сейчас мы поедем в лес, на реку, на рыбалку.
Эх, бычки! Да знаете ли вы, что мы с Ленькой поста-
вили мировой рекорд по рыбной ловле на ржавые
крючки! Только чего-то тошнит. Бычков нужно ло-
вить — и выпускать обратно в реку, там они уже в оче-
редь построились. Ловлю — и выпускаю. Ни ветерка,
ни тучки. Пить, пить!
— Пить…
— Эх, парень, ты, видать, к здешним полатям не-
привычный. Слезай: бетон привезли. Айда!
Ну и жизнь! Я вышел из крана пошатываясь. Уже
светало. «00-77» опрокинул кузов над бадьей. Я полез
140
с лопатой и свалился в бетон. Полез еще, тюкнул раз-
другой — и опять свалился.
— Поезжай! А, хорош!
Кран понес бадью. Долго кликали Николая; он за-
лез в очередной «курятник» и так крепко уснул, что
