Легенда

зимы далеко, а из первой же получки отложу на

пальто.

Здесь у нас весело: есть клубы, кино, танцы. А если

хочешь, садись в автобус и поезжай в Иркутск — там

есть все, чего твоя душа желает. На рынке можно до-

стать все: яички, омуль, фрукты.

Кто тебе говорил про мошку и комаров? Я еще,

сколько живу здесь, не видел ни одной мошки, ни од-

ного комара. Это в глухой тайге, а у нас природа и по-

года совсем такие же, как в Подмосковье, абсолютно

никакой разницы, только цветов море и сопки высокие,

непроходимые…

У меня просьба: если случайно увидишь Сашку,

передай ему от меня привет и скажи, что я хотел бы

ему написать, но не знаю адреса их новой квартиры.

Вот пока все.

Береги себя. Не беспокойся обо мне. Никаких денег

не смей одалживать и высылать! Знаешь, сколько тут

бетонщики зарабатывают? До полутора тысяч в месяц!

154

Куда мне девать столько денег? Я решил собрать не-

много и тогда пошлю тебе. Ведь твоя шубка уже совсем

износилась.

До свидания! Крепко, крепко целую.

P.S. Да! Я тут несколько дней приболел немного.

Ты просила говорить правду о своем здоровье, так вот

сообщаю. Но это чепуха, ты не беспокойся — это от пе-

ремены климата.

Передай, пожалуйста, Виктору, чтобы он не писал

мне писем. Я ему не отвечаю, а он все пишет и пишет.

ПАЛАТА НОМЕР ПЯТЬ

— Ax ты, дрянь этакая! Ах ты, ничтожество! Я с

тобой разговаривать не буду. Убери свою койку! Иди к

сумасшедшим в палату — там тебе мозги вправят!

Уйди вон, или я уйду!

— Мишка, ты взбесился…

— Да, взбесился, потому что с вами тут нормаль-

ному человеку не выжить. Приезжают, понимаешь ты,

сопляки, баре, от горшка три вершка, мамкино молоко

на губах не обсохло — и разевают пасть. Им тут, видите

ли, не нравится! Ух, я бы вас выпорол, я бы о вас два-

дцать ремней порвал!

— Потому что ты ничего лучшего не видел!

— Видел, брат. Я шесть лет в твоей Москве жил,

всю Стромынку своими боками повытер, каждый день

в восемь сорок пять бежал по Охотному на занятия.

Я Москву лучше тебя, сопляка, знаю — и Сибирь знаю

получше! Вы хотите, чтобы все было готово. Вы хотите,

чтобы от Иркутска до Якутска ходило метро, а в Кузь-

михе открылся Большой театр. А то, что это джунгли,

156

ты знаешь? Джунгли! Аляска! Антарктида! Человек,

который ушел от железной дороги на сто верст,— это

Кук, Магеллан, Пржевальский! Сибирь никто не тро-

гал, не знал и не ведал. Сибирь — как неоткрытая пла-

нета, это — такое богатство, что хватит всему миру! Ты

знаешь, что мы сейчас вот на угле сидим? Да-да, под

твоей койкой уголь! Вон в Кузьмихе им печи топят, под

гору за ним ходят и ковыряют из ямы лопатой. Пойди

посмотри. Ты ехал — ты знал, куда ты едешь? Тебя

позвали открывать, тебя позвали по колено, по шею в

болоте прокладывать дорогу, а ты скрипишь: Сибирь

оказалась плоха, метро нету. Уйди, убью тебя!

— Но открывать можно и по-человечески!

— Что значит «по-человечески»? Ты, может, хотел

бы получить коттедж? На «ЗИМе» ездить на работу?

А кто «ЗИМы» делать будет? Четыре несчастных де-

сятка лет прошло, как гиблая, оборванная и варвар-

ская Россия задышала свежим воздухом, начала что-то

строить. Голодные рты, голые пуза, тьма, полтора

«форда» на всю империю, да и те иностранные, го-

лыми руками огонь брали, дрова ломали, голодали, со-

вершали чудеса, мир спасли от фашизма — и строили,

перли, шли. А ты хочешь уже на «ЗИМе» ездить? Ты

решил, что уже все кончено? Все, мил друг, только на-

чинается! Да! Только начинается! Вы приезжаете и

ждете всего готовенького, ждете квартиры с телефоном

и газом, ждете, что Чижик уже не пьет, а торговые точ-

ки завалены ананасами. Может быть, я тоже хочу ана-

наса, того, что на Арбате, в магазине «Фрукты», по ше-

стнадцать рублей кило! Так сначала, милый, построй

здесь Москву! Земля состоит, к сожалению, не только

из столиц. В крупнейшем городе Восточной Сибири

Иркутске только одна линия трамвая, и люди еще не

видели троллейбуса. Ты понимаешь? А вокруг целина,

дебри! Рано нам с тобой говорить о спокойной жизни,

157

ой, рано!.. И кто хочет прожить в наше время достойно

и по-человечески, а не паразитом,— тот поднимает це-

лину, прикладывает руки свои, а не смердит!

— Все это, Миша, я понимаю. Помнишь, я с тобой