Димки это не была власть, он просто руководил, как
руководит старший брат.
Отъезжая от Москвы, мы, самостоятельные мужчи-
ны, все сразу закурили, даже Васек, и стало ясно, что
он до сих пор ни разу не курил. Из нашего отделения
повалил дым столбом. Проводник дядя Костя пришел,
уперся руками в бока и с минуту разглядывал нас с
любопытством. Мы молча сидели и курили.
— Вот что, генералы,— сказал он, обращаясь
к одному только Димке Стрепетову.— Чтоб я боль-
ше этого не видел! Назначаю тебя начальником
купе.
— Есть! — улыбаясь, сказал Димка.
Когда проводник ушел, он погасил окурок о каблук.
— Кончаем, братва. Будем ходить в тамбур. В са-
мом деле: тут женщины, дети… А ты, Васек, мал еще,
нечего переводить папиросы!
С тех пор мы ни разу не курили в вагоне.
Любопытно смотреть, как Дима и Васек играют в
шахматы. Васек сообразительный — цоп, цоп! — и об-
21
ставил, быстро и ловко. А Дмитрий подолгу размыш-
ляет над простейшими ходами, глубокомысленно мор-
щит лоб и задевает фигуры корявыми пальцами. Ры-
чаги, баранка, рельсы — это да, это по нему, а хрупкие
точеные фигурки и тонкая игра не даются. Он про-
играл много раз, но не сдается и снова садится. Васек
доволен чрезвычайно! Не везет Дмитрию и в картах.
Лучшего партнера для Лешки не отыскать в целом
мире: Димка безгранично верит всему и думает толь-
ко над своими комбинациями, никогда не проверяя,
козырем или не козырем бьет его туза Лешка.
Так мы едем, шестеро разных людей, в одном на-
правлении. И мы очень сдружились, и нам хорошо. Мы
дружно впятером (без Григория) ходим в ресторан, бе-
рем самый дешевый суп, а на второе чай и сидим доль-
ше всех. Проходя через мягкий вагон, мы независимо
грохаем дверью и стучим ногами. На стоянках дольше
всех торгуемся с бабами, берем ягоды и семечки на про-
бу горстями, дружно прыгаем в вагон, когда поезд уже
набирает ход; а дядя Костя называет наше купе своей
гвардией.
Мелькают будки, разъезды, выложенные камнями
звезды у верстовых столбов, лозунги, висящие прямо
на березах, и сотни путевых обходчиков протягивают
нам вслед желтые флажки. Едем…
ЭТО БЕДА ИЛИ СЧАСТЬЕ?
Я очнулся оттого, что кто-то меня тормошил:
— Толь, Толь, слышь, проснись!
Передо мной качалась круглая, лоснящаяся физио-
номия Лешки.
— Чего ты?
22
— Деньги у тебя есть?
— А что?
— Не держи в брюках. Тут один крутится, подби-
рается к тебе. Я его давно приметил. Хочешь, пересчи-
тай деньги и дай мне. У меня не возьмет.
— Да ну!.. Зачем?
— Не веришь? Ну, как хочешь… Тогда спрячь под
майку… Вот так. Спи. Я наблюдаю.
— Слушай, Лешка, а это не он срезал часы у
Ивана?
— Нет.
— Нет?
— Нет, не он. Другой. Я знаю, но не могу ска-
зать. Спи.
Он нырнул вниз и шлепнулся мешком на свою пол-
ку. Я попытался заснуть, но уже не спалось: было
душно.
Вагон сильно качало; лампочка под потолком горе-
ла в четверть силы; стоял дурной запах от портянок
и ног; эти разнокалиберные ноги торчат с каждой
полки, босые, в дырявых носках, из которых вы-
лезают пальцы; на одной полке две пары ног: одни
большие, мужские, а другие — женские, в чулках.
На узлах вповалку спят бабы, детишки. Душно
и мутно.
Я слез с полки и пошел в тамбур. Распахнул
дверь — и голова закружилась. Грохотали колеса, нес-
лись мимо стремительные неясные тени. Шел дождь, и
поручни были мокрые; залетали крупные капли; вдруг
вспыхнула близко молния и осветила застывшие на
миг столбы, валуны, полегшие травы и низкие лохма-
тые тучи. Воздух был неправдоподобно свежий, пах
сосновой смолой, озоном.
Вагон трясло, болтало, поезд несся на сумасшедшей
скорости. Я выглянул вперед и чуть не задохнулся от
23
