этом изрядно циничном (ибо очень достоверном) убеждении есть один только логический прокол, который интересно высветляет личное мировоззрение Эфраима: и дружбу он уверенно считает одним из важных интересов и мотивов человека.
Раскололись взгляды сионистов, и Жаботинский создал новую организацию (Ильин был делегатом на ее первом конгрессе), после раскололись мнения руководителей еврейского подполья. Трещина раскола шла по разногласию: считать врагами немцев или англичан. Эфраим понимал, что ничего страшней фашизма быть не может, и поехал поступать на курсы офицеров английской армии. Автомобильная авария надолго уложила его в постель со множеством переломов. Судьба жестоко не спускала с него глаз. А из еврейского подполья он вышел еще раньше — душа его не вынесла обоюдной яростной вражды вчерашних друзей.
И началась история другая (до поры): Эфраим Ильин занялся бизнесом и вознамерился разбогатеть. И хорошо бы быстро, думал он, опасливо ощущая в себе явное биение авантюрной жилки. Он присматривался к миру торговли и предпринимательства, он листал журналы и газеты, связанные с бизнесом, расспрашивал бесчисленных друзей. В Египте после войны скопились невероятные запасы хлопка, прочитал он однажды. А в Италии, чтобы создать рабочие места, было построено при Муссолини множество текстильных предприятий, ныне задыхающихся без сырья. Это он прочитал уже в другом месте (или от кого-то услыхал). А денег для реализации мгновенно вспыхнувшей идеи не было достаточно у бизнесмена Ильина (двадцать тысяч у него было — что это за деньги?), но и этой малостью следовало рискнуть. О самой операции Эфраим говорит так снисходительно, что тают в воздухе вопросы о попутных трудностях: я нанял корабли и перевез хлопок из Египта в Италию. Идея пришла ему в голову в декабре сорок пятого, а в мае сорок шестого у него был миллион фунтов стерлингов (что в долларах, хочу напомнить, — много больше).
Уже была семья, двое детей, старший учился в Англии. В ноябре сорок седьмого года Эфраим и его жена поехали навестить сына и отпраздновать его еврейское совершеннолетие. Дни эти совпали с неким торжеством в английском королевском доме, в силу чего на корабле недалеко от Дувра учинен был паспортный контроль. И с удивлением (и не без тайной радости) Эфраим обнаружил, что давно уже внесен в список опасных королевству террористов. В те незабытые благословенные времена подполья Ильина два раза арестовывали, но отпускали за отсутствием прямых улик. Оказывается, это не было забыто и англичанами. Их отвели в каюту, обыскали до белья, разворошили весь багаж — и отпустили. Респектабельный и процветающий предприниматель с бурным прошлым — частое и неопасное уже явление. И только в колледж, где учился сын, звонили чуть не каждый день: не взялся ли за разное былое этот симпатичный темпераментный господин?
Нет, не взялся, он отныне будет жить спокойно и благополучно, горько думал Эфраим. Целую неделю он так думал, а двадцать девятого ноября услышал по радио, что принято решение о создании Государства Израиль. Ну вот и кончились мои забавы с бизнесом, радостно сказал Эфраим жене, поеду я сегодня же в Париж налаживать старые связи. Одного оружия понадобится сколько, нам никто не даст существовать, это война.
Старые связи искать не пришлось. Эфраиму уже звонили, где он и готов ли. Началась история Израиля.
В тех смертельно опасных играх, которые разворачивались незримо и стремительно, у Эфраима Ильина вскоре появилась репутация разрешителя неразрешимых проблем. И его срочно призывали всюду, где была безвыходная ситуация. Вот например: Чехословакия согласна продавать оружие Израилю (Эфраим: они его продавали и Сирии, но оно, правда, все равно оказывалось у нас), его удобнее всего отправлять из Югославии, но как с ней сговориться? И бывший бизнесмен Ильин усаживался размышлять о государственных проблемах Югославии. Одна из них была вполне заметна: Югославия хотела возродить свою металлургическую промышленность. Для этого был совершенно ей необходим эксперт-консультант. Такого знали: жил в Америке некий великий инженер, которого если привлечь, то все бы двинулось и прояснилось, — инженер Брассерт был ведущим в мире специалистом. Только и денег таких не было у Югославии, чтобы его пригласить, и сам бы он ни за какие деньги не поехал: запрещен был выезд американцев в коммунистическую Югославию. Эфраим Ильин сумел уговорить инженера Брассерта настолько, что инженер Брассерт, в свою очередь, сумел уговорить кого-то в Госдепартаменте, чтобы ему не просто разрешили ехать, но даже послали в эту поездку. Аргументы были простые, но крайне веские: восстановленная металлургия резко уменьшала зависимость Югославии от длинных рук Москвы. А чуть позднее Эфраим привез для Тито двенадцать автомобилей. Югославия разрешила пользоваться всеми своими портами, а когда в Чехословакии было куплено пятьдесят самолетов, то не только предоставила аэропорт, но и одолжила ввиду срочности бензин для этих самолетов.
Теперь пора нам обратиться к словарю. Напомнив, что слово «авантюра» — из французского (приключение, похождение), словарь Ожегова определяет это понятие как «беспринципное, рискованное, сомнительное по честности дело, предпринятое в расчете на случайный успех». Словарь иностранных слов усугубляет: это «дело, предпринимаемое без учета реальных возможностей и обреченное на провал». Думая об авантюрах Ильина, читать эти наивные слова смешно и приятно.
И однажды денег не хватило. Продавались мессершмиты, надо было срочно внести в банк аванс в два миллиона долларов, а у людей, которые этим занимались, средства иссякли. Эфраим сидел среди них, молча выслушивая несвязные горестные восклицания.
Я вдруг себя почувствовал прозрачным, позже рассказывал Эфраим, ни один из них не обратился ко мне лично, только я сидел и понимал: ведь у меня есть деньги, заработанные так недавно.
— Я сейчас вернусь, — сказал Эфраим и вышел в холл гостиницы. Оттуда он позвонил жене.
— Фира, — сказал он, — ты ведь знаешь, в каком банке у нас лежит миллион с четвертью долларов.
— И что? — спросила жена.
— Я сейчас их должен все отдать, — медленно сказал Эфраим, то ли оповещая, то ли советуясь.
Жена уже давно была в курсе его дел и сразу поняла, о чем он говорит, если ничего не объясняет.
— Зачем ты мне звонишь? — ответила она. — Ты что, забыл номер нашего счета?
Купленные самолеты прослужили долго и надежно.
— Но Эфраим, — некорректно спросил я при случае, — ты ведь все-таки давал в долг?
— Да уж конечно в долг, — охотно откликнулся бывалый бизнесмен, — а только если бы мы проиграли нашу войну, то кто бы мне вернул те деньги?
Мне очень нравится в иудаизме странная и смутная легенда о постоянном наличии в мире тридцати шести праведников. Их число неизменно: как только один умирает, тут же рождается другой. Их существование угодно Богу, как-то примиряя Его с загульным и греховным человечеством. И половина их известна людям, а вторая половина — праведники скрытые. Они себя обнаруживают в острые и трудные моменты, делая необходимое добро. Поскольку развивалась эта легенда множество столетий, то и прочитал я как-то, что праведники скрытые до неких пор могут заниматься чем угодно: дровосеками работать, мукомолами и водовозами, ни в ком не вызывая мыслей — кто они на самом деле. А поскольку это были очень давние столетия, никто не написал, что могут они быть и бизнесменами. К тому же в личной жизни склонными ко всем земным удовольствиям.
В одном из шумных застолий (к ним Эфраим расположен до сих пор) забавную туманную историю хвастливо повестнул по случаю давний приятель. Будто бы в войну у итальянской армии были какие-то уникальные моторные лодки. Скорость у них достигала тридцати пяти узлов (что более пятидесяти километров в час), а на борту у них имелся мощный запас взрывчатки. Человек такую лодку разгонял, направив на корабль, и обычно успевал выпрыгнуть до столкновения и взрыва. А порой не успевал. И молодые люди из аристократических семей — буквально дрались за честь исполнить роль такого камикадзе. И потопили эти лодки несколько американских кораблей, а после как-то кончилось, заглохло и исчезло это предприятие. И не сыскать его теперь, там был какой-то чуть подвинутый изобретатель-инженер, уже давно пропавший в неизвестности.
Спустя неделю Эфраим Ильин разговаривал с изобретателем, стоя возле убогого сарая среди разрушенных временем и недоделанных лодок. Тот был угрюм и жаловался на полное разорение — хоть объявляй банкротство, ибо задушили неотложные долги. Несколько дней Ильин потратил, чтоб уладить все
