теперь придется тащиться через весь город сначала к приятелю-ювелиру (без булавки он может обойтись, но без кольца никак), потом к Милке. Еще надо мыться, бриться, одеваться во что-то – спортивный костюм, который есть в наличии, в Каннах даже бомж постесняется надеть!
Пока он ломал голову над своим нарядом, из кухни вышел Леха Смирнов и направился в прихожую. Там он снял с вешалки свою куртку, вынул из кармана пачку «Бонда», выудил из нее сигарету, сунул в рот, затем, увидев Базиля, попросил:
– Прикурить не дадите, Василь Дмитрич?
– Иди спички на балконе возьми.
– Ага… Там и покурю.
Базиль подошел к Лехе, взял из его рук куртку, осмотрел ее со всех сторон, остался доволен: фасон хороший, кожа отличная, подкладка атласная, и цвет его любимый – серый.
– Замечательная у тебя куртка, – сказал Базиль растерянному Лехе. – Дорогая…
– Это мне деверь подарил. Купил ее себе осенью, а за зиму растолстел, пришлось мне отдать – не выбрасывать же…
– Не одолжишь мне ее на сегодня? Завтра я куртку с Митей пришлю.
– Зачем вам?
– Надо перед женщиной одной форсануть… – Он подмигнул. – Ну ты-то меня понимаешь…
– Василь Дмитрич, какой базар! Берите. Только когда с женщиной этой будете… обниматься, куртку снимите, а? Если Люска запах чужих духов унюхает, мне копец!
– Обязуюсь и торжественно клянусь. – Базиль быстро примерил куртку, она оказалась ему впору. – Как на меня шили…
– А мне в чем домой чапать? Так я замерзну. – Леха похлопал себя по голым рукам – он был в футболке с коротким рукавом. – Да и люди неправильно поймут…
– Открывай шифоньер и выбирай, что понравится.
– Лады… – Смирнов внимательно посмотрел на помятую физиономию Базиля и спросил: – Вы сейчас уходите?
– Да.
– А это? – Смирнов провел ладонью по подбородку, намекая на щетину.
– Побреюсь у друга, я сейчас к нему… Перстенек платиновый взаймы взять надо.
– Никак молодуху охмуряете? – хитро прищурился Лехе.
– Нет. Я, Леша, девочками моложе пятидесяти не интересуюсь… Мне зрелые женщины нравятся, они, в отличие от молодух, знают настоящий толк в сексе!
– Ну вы и шалун, Василь Дмитрич, – восхищенно протянул Леха и пошел на балкон курить.
Оставшись один, Базиль быстро переоделся – сменил очень старые джинсы на просто старые, линялую футболку на новую, несвежие носки на чистые, причесался, накинул куртку. Уйти, не предупредив Марго, он не мог, поэтому заглянул в кухню и выкрикнул:
– Девочка моя, я убегаю по делам, скоро вернусь. Чувствуй себя как дома.
– Ты куда? – в один голос заголосили Митрофан с Марго.
– Чинить проводку!
Митрофан
Когда за Базилем хлопнула входная дверь, в кухню вернулся Леха, одетый в его полувер с эмблемой какого-то гольф-клуба. От него жутко пахло табаком и каким-то диким парфюмом.
– Ты чем надушился? – поморщился Митрофан – он был очень чувствителен к резким запахам.
– Не знаю. Нашел у вас в ванной красивый флакон с пульверизатором, брызнул – знаю, что ты терпеть не можешь запах табака…
– Этот нисколько не лучше – резкий, противный.
– Сами, значит, душитесь, а как я побрызгался, так сразу и противный…
– Я им не душусь.
– Значит, Василь Дмитрич. А он толк в парфюме знает!
– Это дезодорант для ног, – подала голос Марго. – Им брызгают на ступни, чтобы ноги не потели…
Митрофан прыснул, но Леха нисколько не смутился, с широкой улыбкой на лице он заявил:
– Как я угадал! Именно ноги я и побрызгал…
– Так, ладно, – перебил его Митрофан. – О твоих ногах мы потом поговорим… Сейчас надо обсудить руки…
– Мои?
– Нет, госпожи Гариной. Пушка-то, как оказалось, ее.
– Но ведь девочек убили не из этой пушки!
– Экспертиза показала, что нет.
– Тогда на фига нам сейчас это обсуждать? Лучше расскажи, как к Ко…
– Стоп! – Митрофан предостерегающе поднял руку. – Сначала давай отпустим свидетельницу, а потом…
– Да… Конечно. – Смирнов учтиво поклонился Марго. – Вы свободны, Маргарита Андреевна. Спасибо за содействие. Если у нас возникнут вопросы, мы вызовем вас стуком в стену…
Марго молча кивнула, поднялась с табурета и вышла из кухни, плотно прикрыв за собой дверь.
– Очень милая девушка, – сказал Леха ей вслед. – Она мне нравится…
– А мне нет.
– Почему?
– Она проститутка.
– Но это не мешает ей быть милой…
– Мешает, – отрезал Митрофан. – А теперь отвлекись на время от мыслей о девушках…
– Уже, уже, уже. – Леха сделал серьезное лицо. – Все мои мысли заняты только расследованием…
– Как сходил в «Монреаль», рассказывай.
– Плохо. Вина не предложили, спагетти тоже.
– Ну а показаниями хотя бы тебя не обделили?
– Он рассказал общеизвестное. Под строжайшим секретом сообщил, что покойная Афродита была шантажисткой…
– Его она тоже?
– Тоже. Совсем недавно.
– Странно… – Голушко накрутил на палец ус. – Не ее, вроде, уровень.
– В последние два месяца Афродита изменила себе. Теперь не только политики привлекали ее внимание. Шантажировала всех, кого не попадя… Брала столько, сколько предложат. Раньше меньше, чем за полста тонн фотки с пленками не отдавала, а Кречетову, можно сказать, подарила – сплавила за десять кусков…
– Торопилась заработать. Брала то, что дают.
– Лучше меньше, да чаще, так говорил бессмертный вождь пролетариата Ульянов-Ленин!
– Он говорил не совсем так, поэтому в случае Афродиты будет уместнее употребить другое изречение, уже народное: «С миру по нитке – голому рубашка».
– Квартиру продала, машину тоже. По мелочевке сшибала. Куда ей столько бабок?
– Еще днем мы с тобой решили, что она собиралась линять из города, но теперь я склоняюсь к тому, что Афродита думала свалить из страны…
– Даже так?
– Все деньги были перечислены на валютный счет сбербанка, и кое-кто мне шепнул, что она планировала перевести их за границу.
– Получается, что Катаеву убили, чтобы не дать ей покинуть страну?
– Это может оказаться совпадением, но…
– Но?
– Но Конь вчера поделился со мной одной информацией, которая дала мне основания полагать, что это именно так.
– Как ты любишь, Митька, складывать простые слова в сложные предложения! – фыркнул Леха. –
