алтари, посвященные Сумеречному Санаулу.
«И куда оно все ушло?» — от безысходной тоски хотелось выть, — «не осталось ничего… И никого. Только жалкая горстка кэльчу, укрывшихся в Кар-Холоме».
Снова перед глазами стояла Эристо-Вет. Благоухал жасмин, тихо журчал ручеек, полный хрустальной воды…
И вдруг — словно молния, расколовшая ночное небо — пришли странные, неясные воспоминания.
Когда же это приключилось? Не иначе, в тот год, когда Дар-Теену пришлось выполнять миссию на севере. Он сам вызвался, только чтобы убежать, скрыться от Эристо-Вет, не видеть ее некоторое время — и попытаться задавить свою безнадежную и выпивающую все силы любовь.
В одну из ночей к нему, Дар-Теену, явился очень старый элеан со злыми черными глазами. И было не понятно, то ли это случилось во сне, то ли наяву, но старик сказал:
— Ты хочешь ее вернуть? Как насчет честной сделки?
… О том, что составляло саму сделку, Дар-Теен не вспомнил. И разозлился. Значит, какой-то никчемный старикашка выкромсал куски его собственных воспоминаний? А может, еще и сподобился убить гадалку, а затем наворотить дел еще похуже? Хотя, размышляя здраво, хуже было уже некуда.
А крыланы все плыли и плыли в лунном свете, ныряя во влажный пух редких облаков, и снова выныривая в холодную и чистую темноту.
Они летели до рассвета, и только когда на горизонте запылал костер зари, пошли на снижение.
… — Расскажи мне о серкт.
Андоли покосилась на ийлура и зевнула.
— Я многого не знаю, Дар-Теен. Не забывай, что я была зверушкой, а зверушкам много не показывают. Хофру, правда, отвечал на мои вопросы… Но порой я чувствовала, что он лжет.
Они сидели, прислонившись спиной к высохшему стволу огромного и старого дерева. Буря вывернула исполина с корнями, и вокруг уже наросли молодые и крепкие деревца — получилась старая кость в изумрудной мякоти леса.
— А ты его любила? Этого жреца?
Элеана пожала плечами.
— Не думаю… видишь ли, тогда я искала избавления от кошмаров. Мне все казалось, что два жреца пилой отпиливают мои крылья, а Хофру на вид был такой… надежный, что ли. Но он насквозь прогнил изнутри, я это очень скоро поняла.
— Ничего, — смущенно пробормотал ийлур, — скоро все исправим. И не будешь знать, кто такие серкт.
Воцарилось молчание.
— А ты? — прозвучал тихий голосок Андоли, — кем ты был, Дар-Теен? Может, расскажешь мне…
— О ком? — переспросил ийлур.
Элеана обернулась к нему, оперлась на локоть; ее бледное личико с огромными и печальными глазами почти вплотную придвинулось к лицу Дар-Теена.
— О ней. О той женщине, о ком ты думаешь каждую свободную минуту. О той, чье отражение я постоянно вижу в твоих глазах. Кто она?
Ийлур в замешательстве передернул плечами. Похоже, у него на лбу написано, что он денно и нощно думает об Эристо-Вет. Ну что ж…
— Она была ийлурой. Воином. И ее звали Эристо-Вет.
— Была? — Андоли вскинула брови, но сразу же поникла, — да, я помню. Башня Могущества.
Дар-Теен кивнул и, щурясь на колышащуюся зелень южного леса, продолжил:
— Я не надеюсь на то, что она жива. Может быть, если очень-очень повезет, я смогу вернуться в прошлое Эртинойса, и тогда…
— Если повезет, — вставила элеана.
— Если Покровители будут благосклонны к нам, мы снова будем вместе.
Над маленьким лагерем повисло тягостное молчание. Потом Андоли грустно покачала головой.
— Не много у нас шансов, Дар-Теен. А если ничего не получится? Скажи, мог бы ты полюбить кого- нибудь еще?
Ийлур на миг зажмурился. И живая, смеющаяся Эристо-Вет снова вынырнула из-за темной завесы былого — синие волосы бриллиантовым блеском искрились на солнце, и глаза казались еще прекраснее, чем пара изумрудов. А лицо? В ту далекую ночь, когда ийлур впервые встретил Эристо-Вет, она показалась ему далеко не красавицей: слишком резкие, жесткие черты лица, почти лишенные присущих женщинам мягкости и очарования. Скорее лицо сорванца-мальчишки, чем нежной девы… Но потом, когда они сидели у костра и вели пустую беседу двух случайных попутчиков, лицо Эристо-Вет начало расцветать, словно раскрывающийся бутон. Оно было богато чувствами и мыслями, это резкое лицо, чего зачастую не увидишь в облике красавицы, и потому было прекрасным.
— Вряд ли, — неохотно ответил он, — я все равно… не смогу ее забыть. Не смогу себя заставить.
— Вот и я о том же, — мрачно заключила Андоли, и Дар-Теен так и не понял, о ком — или о чем говорила бескрылая элеана.
Но разговор задел за живое, словно провернули нож в открытой ране. Это было слишком мучительно — каждый раз вспоминать о ней, чувствовать, как рвется на две половинки душа, и зовет, зовет…
— Что-то ты бледноват, — заметила Андоли, — поспи. Я постерегу.
«От голода румянца не бывает», — ийлур только вздохнул.
Но еды с собой они не прихватили, а о том, чтобы идти на охоту, пока что не было и речи: патрули серкт на крыланах нет-нет, да черкали небесную лазурь темными бороздками.
— На, возьми, — элеана вложила ему в руку кусок пресной лепешки, — но у меня больше нет. Случайно нашла. Ешь, ешь. Ты большой, тебе пища нужна гораздо больше, чем мне.
… На рассвете Дар-Теен увидел храм Дракона — увидел именно таким, каким и представлял себе. Невиданное сооружение из костей, творение безумца или бога возвышалось на плоском мысу и, казалось, плыло в предрассветной дымке, окутанное клочьями густого тумана и тихим шепотом волн.
С высоты птичьего полета… Казалось, что это в самом деле просто старые кости, сложенные большой кучей. Щер, павший под натиском всемогущего времени — только что бегал, задирая гладкий зеленый хвост, и вот уже нет его, а время не останавливается, продолжает течь сквозь Эртинойс, меняя все и вся.
«Бесполезно, все бесполезно», — мягко шепнул на ухо ветер, — «что бы ты не делал, в конце тебя ждет одно и то же. Еще никому не удалось уйти от Великого Дракона».
… Дар-Теена передернуло.
Свист ветра в ушах сам собой складывался в заунывную, полную смертной тоски мелодию, отчего хотелось зажмуриться и — легонько соскользнуть со спины крылана.
В самом деле — к чему все эти глупые попытки что-либо изменить?
Финал один для всех… Для всех…
«Только этого не хватало», — ийлу, неудобно вывернув шею, оглянулся на Андоли, — «немудрено, что храм не тронули… Если здесь такие стражи».
В темноте не было видно лица девушки — да и вообще, маленькая фигурка терялась в сумерках. Оставалось только надеяться, что у элеаны достанет здравого смысла не последовать совету неведомых сил.
«Но я оставил страхи в Кар-Холоме, еще давно», — сказал себе Дар-Теен, — «и войду сюда, чего бы это не стоило».
… Мыс, где был отстроен храм, совершенно законно носил название Драконья челюсть, ибо с изумительной точностью повторял контуры зубастой части тела сего мифического для Эртинойса животного.
На мысу не росло ни деревьев, ни кустарников. Ничего, кроме сочной шелковистой травки — сверху она выглядела совсем как щерова кожа.
«А может быть, наши щеры и есть дальние родичи драконов?» — ийлур ослабил поводья, сжал бока
