Стало светлее.
И еще светлее.
Свет собирался вокруг них стайками белых точек, оборачивая в кокон мягкого сияния, где все явственнее и явственнее проступали контуры разверзнутой пасти мертвого щера. Дар-Теен ощутил, как под ноги торопливо подсунули каменные плиты, светящаяся мошкара слилась воедино, и…
— Мы там же, где упали, — разбил тишину дрожащий голос элеаны, — что это было-то?
— Не знаю.
Он разжал пальцы, отпуская руку Андоли, и огляделся. Ничего не изменилось: они в самом деле оказались там же, откуда провалились в колодец.
— Шейнировы твари, — пробормотал ийлур, — ненавижу все это… Идем.
— А если… мы на каждом шагу будем проваливаться? — сипло предположила Андоли.
— Но мы же еще живые, так?
— Я упустила череп скалозуба, когда тебя ловила.
— Да вот же он, лежит себе рядом…
И они пошли в тревожную темноту, присвечивая изобретением кэльчу.
А между тем потолочные своды, напоминающие формой не что иное, как нёбо животного, становились выше. Коридор раздался вширь, плавно вливаясь в зал формы идеального квадрата. Здесь не было окон, но свет щедро струился откуда-то сверху; Дар-Теен глянул на потолок — оказывается, его не было и вовсе. Вместо тяжелых каменных сводов помещение было накрыто пирамидой из матового стекла.
— Любопытно, — пробормотал ийлур, все еще оглядываясь. Он не торопился покидать этот зал, чтобы нырнуть в следующую, гостеприимно распахнутую дверь; в конце концов, их никто не гнал взашей, и можно было спокойно осмотреться…
Тем более, что место оказалось весьма и весьма занимательным. Здесь было, на что посмотреть.
В каждом из углов квадрата замерли огромные изваяния из черного обсидиана, не меньше сотни локтей каждое. Покровители Эртинойса, ныне покинувшие свои народы… Фэнтар, словно взвешивающий на руках знаменитый Молот Света, Санаул, простирающий руки к вошедшим и раскрывший крылья, Шейнира, сложившая хвост в бесконечное множество колец и Хинкатапи с увесистым и пухлым кошельком на раскрытых ладонях. Дар-Теен невольно поискал взглядом ожерелье Проклятых Душ на груди Шейниры — и точно, оно было там, каждый камешек был вырезан с положенным старанием и отполирован.
Ийлур вздохнул. Эх, боги, боги…
Когда-то — и ведь не так давно! — созерцание образа Фэнтара заставляло его благоговеть перед Отцом-Создателем всех ийлуров.
Он ощущал его Силу, его чистый, не задетый дыханием ночи свет — который, как и полагается свету в чистом виде, мог и дарить жизнь, и ее отнимать. Но невзирая на эту воистину убийственную чистоту, близость Бога всегда была поддержкой и надеждой, она вселяла уверенность в том, что
… А сейчас Дар-Теен смотрел на образ своего бога — и не чувствовал ровным счетом ничего. Разве что усталость и досаду. Что толку было в этом каменном широкоплечем истукане, поигрывающим тяжелым боевым молотом?
Он не пожелал спасти народ ийлуров.
Более того, он отвернулся и ушел прочь, в то время как царица серкт высасывала жизнь из детей, молодых, и тех, кто уже вкусил довольно испытаний.
Так мог поступить только трус, не иначе.
Дар-Теен хотел сказать Фэнтару о своем презрении, но передумал. Толку-то? Все равно не услышит… Он, пребывая рядом с Эртинойсом, слышал далеко не всех и не всегда. Ийлур зевнул и отвернулся от статуи Покровителя.
Впрочем, гигантскими Покровителями чисто занятных для ийлура предметов не ограничивалось. Он неторопливо двинулся вперед, к центру зала: там свивался в бесконечное число колец Дракон, стерегущий время — не обсидиановый, а из чистого золота, в этом можно было не сомневаться. И сквозь кольца его чешуйчатого тела виднелся большой янтарный шар, символизирующий Эртинойс, плывущий сквозь время.
Андоли несмело кашлянула, словно боясь нарушить царящую в храме тишину.
— Я никогда такого не видела, — сказала она, — это боги Эртинойса, да?
— Да.
Ийлур подошел вплотную к янтарному шару и, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, пытался осознать, почему этот шар так хочется потрогать. Ведь если возникает столь странное желание, значит, кому-то это нужно. Но только кому? Врагам или союзникам?
Янтарь был темного, сочного цвета, в его глубине навеки замерли былинки, частицы коры, даже насекомые. И, казалось бы, ничего странного или необычного, но вместе с этим… Пальцы так и тянулись к гладкой поверхности.
А кроме того, под грудиной, там, где душа, что-то тревожно перевернулось — как будто под взглядом неведомого наблюдателя…
— Это… Санаул? — Андоли указала на Бога Вечерних сумерек, — это наш Покровитель?
Дар-Теен все пытался заглянуть в переливчатую глубину янтаря — «Отчего мне кажется, что там кто-то есть? Ведь камень как камень…».
— Да, — рассеянно ответил он Андоли.
— Как ты думаешь, а если я вознесу ему молитву? Здесь?
Элеана осторожно прикоснулась к плечу, Дар-Теен вздрогнул — и ощущение слежки пропало. Янтарь стал самым обычным янтарем, не более.
«Штучки Шейниры», — раздраженно подумал Дар-Теен. Затем хрустнул пальцами. Толку-то поминать Шейниру, богиню, которой здесь более не было?
— Помолись, если хочется, — он выразительно посмотрел на элеану, — но не думаю, что слова твои будут услышаны… что с тобой?
Андоли вмиг изменилась в лице. Губы вытянулись в ниточку, глаза потемнели — ни дать ни взять грозовое небо — а пальцы дернулись к рукояти метательного ножа.
— Там… — беззвучно, одними губами произнесла элеана, — не оборачивайся.
— Погоди! — он хлопнул ее по руке, разворачиваясь к неведомому гостю, — нас сюда пустили, не забывай!
В тени арки, опираясь на запертую дверь — ту самую, что вела в следующий зал, его ждала фигура в сером клобуке.
— Ты что? — шикнула Андоли, — куда?!!
Но ийлур, не сомневаясь, размашисто шагал на встречу с Судьбой. Предчувствие хихикало в темных закоулках сознания — и Дар-Теен почти не удивился, когда на него с интересом глянули аметистовые элеанские глаза.
— Приветствую тебя, ийлур, — насмешливо сказал Тарнэ, — плохие времена привели тебя в этот храм, не так ли?
Тот самый Тарнэ, истлевшие останки которого остались в подземелье Дворца. Тот самый Тарнэ, которого уже не раз убивали и возвращали к жизни. Тот самый…
Дар-Теен прищурился, смерил взглядом адепта Храма. С их последней встречи Тарнэ почти не изменился, разве что виски посеребрила седина, лицо же оставалось гладким и молодым, как будто кто-то старательно, раз за разом, стирал с него следы прошедших лет.
— Зачем я здесь?
Тарнэ вскинул гладкие, холеные брови.
— Почему ты спрашиваешь? Разве не ты пришел в храм Великого Дракона?
В его мягком голосе рыбкой скользнула усмешка, отчего ийлуру захотелось придушить это дитя Сумерек. Но вместо этого Дар-Теен выдавил из себя подобие улыбки.
