Беседа на всю ночь, вот чего ему не доставало после визита в храм Дракона.
Кэльчу не хотел спать: он понимал, что стоит сомкнуть веки, как вновь перед глазами закружится янтарный шар, и там, в дикой пляске теней и света, будут обниматься застывшие в смоле элеан и ийлура. Шеверт изо всех сил пытался забыть их — но не мог. Широко распахнутые глаза женщины преследовали его, и все казалось, что к щекам прикасаются ее черные волосы. Именно поэтому хотелось слушать Хофру, но отнюдь не спать.
— Пустое, — отмахнулся жрец, — все дело в том, что попасть к Вратам должен именно я… Иначе все потеряет смысл. Ты не сможешь сделать того, что должен сделать я, понимаешь?
— Но… — Шеверт хотел напомнить о Царице, и о других серкт, но Хофру перебил его.
— Если это будет кто-то другой, то история серкт может и не измениться. Мне важно попасть именно в тогда, когда разбилось зеркало… А потому со мной ничего не должно случиться. Не должно!
И, задумавшись, Хофру умолк.
— В тогда? — переспросил кэльчу.
— Да. — жрец кивнул и отвернулся.
Он сидел боком к Шеверту, подперев кулаком щеку и откинув назад слипшиеся косицами волосы.
«Значит,
Пожалуй, кое-что начинало проясняться во всей этой дурацкой истории с Ключом.
Шеверт проснулся до рассвета оттого, что начали донимать комары. Зло шлепая себя по щекам и по лбу, он сел, хмуро огляделся — Хофру, оказывается, уже возился с искателем.
Священнодействие, как и раньше, заключалось в том, что жрец укладывал шар в небольшую ямку в земле, становился над ним на колени, протягивал вперед руки — едва не касаясь искателя кончиками пальцев. В таком состоянии Хофру мог пребывать несколько минут, час или больше — в зависимости от того, что видел в дымчатых глубинах странного прибора.
Шеверт заглянул в лицо жрецу и отпрянул: на сей раз, похоже, тот и не ложился вовсе. Щеки запали, в углах рта обозначились глубокие складки, глаза — остекленели, словно у мертвеца… Но при этом Хофру дышал, и пальцы чуть заметно подрагивали, словно улавливая движение легчайших невидимых струн.
— Что уставился? — тяжелый и мутный взгляд жреца переполз на Шеверта.
— П-прости.
Оказывается, Хофру все видел вокруг и замечал. Шеверт, смутившись, отошел, затем и вовсе присел над угасшим костром. Руки сами собой потянулись к веточкам; пока угли горячи, можно подбросить хвороста, вскипятить воды…
— Не нужно, — отрывисто сказал жрец, — мы вылетаем. Сейчас же.
В его низком и хриплом голосе Шеверт услышал нешуточную тревогу. Хотел спросить, что произошло этой ночью — но не посмел. Хофру принялся торопливо собираться, приторочил мешок к седлу.
— Ты оглох, Шеверт? Вылетаем. Немедленно.
— Да, да, — кэльчу закивал послушно, принялся совать котелок в мешок — но от волнения пальцы плохо слушались, и упрямая посудина зацепилась за шнуровку.
Он только съежился, когда жрец метким пинком отправил и мешок, и котелок в кострище.
— Немедленно, — прошипел Хофру.
Развернувшись, он почти бегом направился к крылану. Кэльчу кое-как заставил себя подняться с колен, подхватил начавший тлеть мешок и затрусил к своему «летуну» — как их называли серкт. Под сердцем начало покалывать, и это был дурной знак, но Шеверт все-таки отвязал зеленую тварь, забрался в седло, сунул ноги в стремя…
«Покровители! Что же такого стряслось?» — и, словно ответ на вопрос, ниоткуда пришла мольба — «Боги, спасите ийлура!»
Крылан Хофру, нещадно подгоняемый хлыстом, резко взмыл в воздух. Шеверт ткнул и своего в бок, уцепился за седельную луку. В лицо дохнуло свежестью утреннего неба, ветер попытался сорвать куртку, забился холодным ершом за ворот…
Итак, что-то случилось. Хофру углядел в своем шаре опасность, и, хоть и не сказал ничего, Шеверту было ясно: Андоли могла в любую минуту оборвать жизнь Дар-Теена. Элеана, чужачка, предательница… Змея, которую пригрели за пазухой миролюбивые кэльчу… И — вот ведь странно! — Шеверт поймал себя на том, что почти перестал испытывать ненависть к секрт, которые словно воплотились в жреце Хофру. Но, ни секунды не сомневаясь, кэльчу вогнал бы нож под ребра Андоли.
«Покровители, избавьте от наваждения», — он зажмурился.
Ненависть, испепеляющая рассудок — это плохо. Так нельзя. Нужно, чтобы мысли всегда были размеренны и прохладны, как лесной ручеек в летнюю пору — тогда все будет правильно. Все разложить по полочкам, обдумать… Почему Андоли поступает именно так? Быть может, она не так уж и виновата, быть может, ее заставляет Царица серкт?
«Но разве может быть что-то хуже предательства?» — Шеверт зажмурился. — «Что могла пообещать ей Царица?»
Он вдруг вспомнил, как Андоли робко положила ему ладошку на плечо. Тогда, перед спальней правительницы серкт.
«Дети ждут тебя, Шеверт…»
И все это было сплошь лицемерием, от начала и до конца… Где же твое истинное лицо, бескрылая элеана?
Летун Хофру нырнул вниз, складывая крылья, и Шеверту не оставалось ничего иного, как последовать за ним.
Он успел оглядеться: по левую руку песчаным островком среди зелени застыл маленький город с игрушечными домами, направо от стен начиналась узкая как лента равнина, заканчивающаяся у подножия нескольких холмов с лысыми вершинами.
Там, на светлом пятне, копошились четыре фигурки — две из которых принадлежали крыланам…
Сланцевая, словно срезанная ножом макушка холма стремительно надвинулась, и Шеверт узнал в третьей фигурке Андоли.
В то мгновение на ум пришла старая и почти забытая молитва кэльчу — Хинкатапи, отец мой, избави меня от гнева в сердце моем…
Глава 11. Нет крыльев у лжи
Вечер на краю Диких земель оказался щедр на подарки, хотя сперва казалось, что это будет еще один вечер, проведенный впроголодь, такой же, как и предыдущие.
Как только солнце опустилось за кромку леса, Дар-Теен махнул рукой на вероятность встречи с патрулем серкт и объявил о своем намерении раздобыть ужин.
— Что найду, то и принесу, — буркнул он в ответ на вопросительный взгляд элеаны, — не могу больше терпеть, хоть убей.
Андоли на миг оторвалась от священнодействия над сложенными пирамидкой дровами, сдула с лица надоедливую прядь и смерила ийлура внимательным, понимающим взглядом.
— Лук возьми, — она тут же продолжила яростно тереть друг о дружку две сухие палки.
Ийлур кивнул, пошарил под мешковиной.
Так… Лук и колчан со стрелами. В душе теплилась надежда на встречу с каким-нибудь крупным, но при этом травоядным зверем.
И, окончательно экипировавшись, Дар-Теен неслышно двинулся вглубь зеленой губки южного леса, стараясь ступать как можно тише и вслушиваясь в сумеречную песню джунглей.
Очень скоро ему повезло: у миролюбиво журчащего ручейка резвились молоденькие полосатые кабанчики, наверное, целый выводок. Ийлур не стал жадничать, подстрелил двоих, затем связал их за ножки и перекинул через плечо. Таким образом ужин и был доставлен к потрескивающему, отчаянно дымящему костру.
