Беда в том, что теперь я уже не так уверена, что убийство и ошеломляющее заявление Беренделли связаны между собой. Иначе под подозрением остались бы всего четверо – Анна Владимировна, Иван Андреевич, графиня Толстая и композитор, потому что остальным трем Беренделли не гадал.
– Логично, – подумав, согласился Билли. – То есть выходит, что один из четверых в прошлом убийца, и именно поэтому он избавился от итальянца?
– Возможно. Причем, если верить Александру, Анна Владимировна выходила из гостиной дважды, но почти сразу же возвращалась, то есть убийца – не она. А остальные…
Билли поморщился, почесал висок и произнес почти с сожалением:
– И не композитор.
– Почему? – заинтересовалась Амалия.
– Да потому, что он играл. Я вспомнил: да, он выходил между ариями, но, когда он вернулся, играл ничуть не хуже, чем прежде.
– И как это связано с убийством?
– Напрямую, – лаконично ответил Билли. – Если бы музыкант зарезал человека, у него бы дрожали руки, и он не смог бы играть так же здорово, как и до того.
– Не обязательно, – усмехнулась Амалия. – Если он убил не в первый раз…
– Я не верю, что он убийца, – отрезал Билли. – Не тот он человек. Значит, либо рыжий, который поссорился с хиромантом, что все слышали, либо графиня. Лично я ставлю на рыжего.
– На Ивана Андреевича? – улыбнулась Амалия. – Думаешь, он действительно кого-то убил в прошлом, а сегодня зарезал Беренделли, чтобы тот не мог выдать его тайну?
– Скорее всего. И вот еще: кинжал всадили по рукоятку, а нож все-таки мужское оружие.
Амалия усмехнулась.
– Пока, братец, твои доводы разбиваются о реальность, – сказала она.
– В каком смысле? – Билли насупился, исподлобья поглядел на Амалию.
– В том смысле, что мне ничего не известно об убийстве, которое совершил Иван Андреевич, зато я знаю кое-что о том, которое, возможно, совершила Елена Николаевна Толстая. Ты заметил, платок почти высох.
– Да.
– Пощупай его.
Билли послушно потрогал испачканный кровью кусок ткани и медленно проговорил:
– Мне кажется, я понял, к чему вы клоните. Теперь заметно: платок, которым убийца вытирал свои руки, женский, для мужского ткань слишком тонкая.
– Поэтому я предлагаю начать с графини, – сказала Амалия. – На данный момент я более склонна ее подозревать в том, что она зарезала хироманта.
– А отравление? – внезапно спросил Билли. – Что с ним? Я же говорю, убийца не мог подсыпать яд после того, как Беренделли сделал свое заявление. Тогда что? Может быть, тут совсем другое преступление? Или отравить хотели вовсе не итальянца, а кого-то другого, или…
Но Амалия покачала головой.
– Билли, ты же знаешь, я не люблю строить преждевременные гипотезы. Для начала нам нужны факты, на которые мы сможем опереться, а их пока слишком мало. Тем не менее кое-что у нас есть. Мы знаем, что Беренделли сделал крайне странное заявление, которое кое-кто мог воспринять как прямую угрозу разоблачения. Знаем, что кофе в одной из чашек гостей был отравлен, из-за чего лакей Верховских едва не умер. Знаем, что Беренделли был убит после того, как доктор де Молине оставил его в малой гостиной, и до того, как я пришла к нему вместе с тобой и Верховскими. Еще у нас есть платок, которым, судя по всему, убийца вытирал свои руки, и он, без сомнения, женский. А теперь, когда мы установили, кто из присутствующих на вечере имел возможность убить хироманта, мы будем продвигаться вперед шаг за шагом. И прежде чем взойдет солнце, я буду знать, кто именно совершил преступление.
Глава 15 Первые подозреваемые
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнула Амалия.
В комнату вошел Александр, вернул баронессе список прислуги и доложил (по крайней мере, со стороны его сообщение выглядело именно как доклад), что он с Павлом Петровичем обошел весь дом, но нигде в чуланах, шкафах и даже в чернильницах не было обнаружено ни единого пожарного, не говоря уже о прочих посторонних. Что касается слуг, то они все на местах, но очень напуганы. Пока барон Корф говорил, Билли скучающе смотрел в окно.
– Что с тем лакеем, Трофимом? – спросила Амалия.
– Ему гораздо лучше, он уснул, – отозвался Корф. – Кажется, Венедикт Людовикович спас ему жизнь, и все обойдется.
– Будем надеяться, – кивнула Амалия, поднимаясь с места. Она взяла со стола найденный платок и, убедившись, что он почти высох, спрятала его в сумочку. – А сейчас я хочу посоветоваться с доктором.
По ее просьбе де Молине прошел в малую гостиную и еще раз осмотрел труп Беренделли. Амалия, ее «кузен» и Александр стояли неподалеку, ожидая, что скажет медик.
– Да, вы правы, – наконец заговорил Венедикт Людовикович. – И слюна, и расширенные зрачки… Вероятно, и в самом деле мышьяк. Но он не успел подействовать… должным образом, скажем так.
– Значит, убийц двое? – вступил в разговор Александр Корф. – Иначе с чего было торопиться с кинжалом…
– Гораздо интереснее другое, – перебила его Амалия и вслед за тем пересказала бывшему мужу, почему хироманта никак не могли отравить кофе.
– В самом деле, занятно, – согласился барон, выслушав ее. – Получается, что его хотели отравить по совершенно иной причине, которая нам неизвестна.
– А возможно, вообще не его, – заметила Амалия. – Что, если яд достался Беренделли по ошибке?
Александр нахмурился и поинтересовался:
– Кто разносил чашки?
– Их принесли слуги. Насколько я помню, кому-то кофе предлагала хозяйка, а кто-то брал сам.
– Тогда все ясно, – объявил барон. – Дражайшая Анна Владимировна хотела отравить Ивана Андреевича, чтобы ее муж занял место начальника, но перепутала чашки. Достойный сюжет для Шкляревского [21] , вы не находите?
– Нет, – отрезала Амалия. – Но вы правы в том, что человеку, который приносит чашку, гораздо проще добавить туда яд.
Доктор де Молине выразительно кашлянул.
– Боюсь разочаровать вас, госпожа баронесса, – сказал он. – Однако я кое-что вспомнил. Свою чашку кофе покойный Беренделли получил вовсе не из рук хозяйки дома.
– Вот как? Очень любопытно, – быстро проговорила Амалия. – Но если не из рук Верховской, то из чьих же?
Прежде чем ответить, Венедикт Людовикович посмотрел на барона.
– Боюсь вас разочаровать, – сказал он, – но это была мадемуазель Мезенцева.
Митеньке Верховскому надоело лежать в кровати. Ему было стыдно, что он так нелепо грохнулся в обморок при виде убитого. Юноша протянул руку, нащупал на столе очки, надел их и, сев на постели, стал шнуровать ботинки. Под мышкой у него вдруг что-то хрустнуло – должно быть, слишком узкий костюм не выдержал. Да и бог и ним! Митенька мельком поглядел на себя в зеркало, пригладил волосы и вышел из спальни.
Разговор, который шел в малой гостиной, привлек его внимание, и Верховский-младший остановился. Собственно говоря, он при всем желании не мог пройти мимо, не услышав голосов, потому что разговор велся на повышенных тонах и слова в нем проскальзывали довольно-таки резкие.
– Я вам запрещаю впутывать сюда мою невесту!
– Даже так? Запрещаете? А на каком основании? Может быть, Венедикт Людовикович лжет?
– Я этого не говорил! Но я не желаю, чтобы вы… чтобы вы сводили с ней счеты таким образом!
– Господа, сударыня, господа, – твердил растерянно доктор де Молине. – Прошу вас!
Митенька застыл в нерешительности. Меньше всего на свете он сейчас хотел бы вновь оказаться в проклятой комнате, где лежал убитый, но тут дверь распахнулась, и из нее вылетел разъяренный барон Корф. Он шел так стремительно, что наскочил на юношу, чуть не сбив его с ног.
– Вы еще тут, – прошипел Александр. – Какого черта путаетесь под ногами?
Затем злобно оглянулся на Амалию, доктора и Билли, которые стояли на пороге, и быстрым шагом удалился в большую гостиную.
– Простите, – сказал Венедикт Людовикович извиняющимся тоном. – Наверное, мне не стоило говорить это… при нем.
Билли засунул руки в карманы и качнулся на носках.
– Интересно, за что она могла его отравить? – Задал он вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
Амалия послала американцу предостерегающий взгляд.
– Билли, я вовсе не думаю, что мисс Мезенцева убийца. – Тут она заметила Митеньку. – А, вы уже встали? Как вы себя чувствуете?
– Благодарю вас, – пробормотал юноша, – мне уже лучше.
– Да? Вот и славно. Доктор, я скажу вам, если вы понадобитесь, так что пока вы свободны. Дмитрий Павлович, если хотите, можете вернуться к себе, я вызову вас.
– Нет, я лучше пойду к остальным, – упрямо мотнул головой Митенька, указывая на большую гостиную. И прибавил, слегка покраснев: – Вдруг замечу что-то полезное для следствия.
– Вот и замечательно, Дмитрий Павлович, вы мне очень поможете, – серьезно сказала Амалия. – Тогда будьте добры, попросите зайти ко мне графиню Толстую. Мне очень нужно с ней побеседовать.
– Хорошо, я передам, – отозвался Митенька и почти бегом поспешил к большой гостиной.
А баронесса Корф в сопровождении молодого американца последовала к комнате, отведенной для допросов.
– Могу ли я узнать, когда вы наконец отпустите нас? – были первые слова графини Толстой, когда она переступила через порог.
Амалия пристально посмотрела на нее.
– Вы куда-то торопитесь, Елена Николаевна?
– Представьте себе, Амалия Константиновна, – холодно ответила графиня. – Чем дальше, тем меньше мне хочется находиться в этом доме.
– Может быть, вы лучше сядете, графиня? – И Амалия глазами указала подозреваемой номер один на стул.
Прекрасная Элен заинтересованно вскинула брови.
– Неужели вы всерьез намерены меня
