допрашивать, Амалия Константиновна? Вы меня разочаровываете.
– Я похожа на следователя? – вопросом на вопрос ответила Амалия.
Билли, прислонившись к стене возле двери, с непроницаемым видом слушал разговор женщин. Графиня оглянулась на него, и улыбка скользнула по ее замкнутому, утомленному лицу.
– Нет, не похожи, – буркнула она, садясь на стул. – Но я не могу понять, чего вы хотите.
– Того же, что и все, за исключением одного человека: найти убийцу и передать его полиции.
– Ерунда какая-то, – вяло отреагировала графиня, обмахиваясь пышным веером. – Неужели вы это всерьез, Амалия Константиновна? Я была о вас лучшего мнения.
– Как вы думаете, – спросила Амалия, которой успела наскучить типично женская перепалка, – кто убил Беренделли?
– Пожарный, конечно, – равнодушно отозвалась Элен. – Иначе зачем ему прятаться?
– А если бы я предложила вам выбрать кого-то из гостей? – настаивала Амалия. – Кто из них, по- вашему, мог его убить?
– Вы меня спрашиваете? – графиня негромко рассмеялась. – Право же, вы очень забавны. Откуда мне знать, в конце концов?
– А что, если это были вы? – задавая неожиданный вопрос, Амалия не отрывала взгляда от лица графини. – Как вам такой оборот, Елена Николаевна?
Графиня надменно вскинула голову.
– Вы в своем уме? – зло спросила она.
– Представьте себе, дорогая, – усмехнулась Амалия. – На вас лица не было, когда вы вышли от Беренделли. Что такое он вам предсказал? Или хиромант прочел по вашей ладони, что вы кого-то убили?
– Я никогда никого не убивала, – возразила графиня. Но растерянное выражение ее глаз плохо сочеталось со словами.
– Мне доводилось слышать обратное, – заметила Амалия.
В комнате наступило напряженное молчание.
– Не знаю, что вам доводилось слышать, – наконец подала голос графиня с неприязненной гримасой. – Если вы имеете в виду того художника, Сорокина, то он покончил с собой. Я тут ни при чем!
– Он и правда застрелился?
– Да, и что?
– Говорили, что он был влюблен в вас. Его считали талантливым, академия отправила молодого человека учиться в Рим, где он и познакомился с вами. Там же художник написал несколько ваших портретов, а потом покончил с собой.
– Я знакома со многими людьми искусства, – возразила прекрасная Элен с бледной улыбкой. – Но, представьте себе, не все они накладывают на себя руки.
– Однако Сорокин умер из-за вас? Именно вы довели его до самоубийства?
Графиня молчала.
– Вы внушили ему необоснованные надежды, поиграли с ним, как с игрушкой, а потом бросили. И он не выдержал. Он был слишком молод, слишком импульсивен… и предпочел поставить точку вот таким образом. Не так ли, госпожа графиня?
– Положительно, у вас слишком богатое воображение, – лениво промолвила Елена Николаевна. – Да, Сорокин покончил с собой, но что вы хотите от меня? Я не виновата, что он оказался настолько… неумен.
Амалия откинулась на спинку кресла.
– И это все, что вы можете сказать о любившем вас человеке? О талантливом художнике, который умер из-за вас?
– Не понимаю, к чему вы ведете? – Графиня все-таки начала сердиться. – Кажется, мы говорили о Беренделли. Так при чем тут Сорокин?
Амалия усмехнулась.
– То дело наделало много шуму. Потому что, к примеру, предсмертной записки найдено не было, и полиция сомневалась, можно ли квалифицировать произошедшее как самоубийство. – Баронесса сделала короткую паузу. Показалось ли ей или в лице Элен и впрямь мелькнуло нечто, похожее на страх? – А что, если никакого самоубийства не было? Что, если вы убили Сорокина, а всем остальным внушили, будто он сам наложил на себя руки?
– Вздор! – выкрикнула графиня, теряя самообладание. – Вы говорите вздор!
– У него не было никого, кроме матери, а мать настаивала, что он никогда бы не пошел на такой страшный грех! – воскликнула Амалия. – Но тогда вы сумели отвести от себя подозрения, а несколько часов назад выяснилось, что еще один человек знает вашу тайну. Он прочел ее по вашей руке, когда вы пришли к нему. Он понял, что вы – убийца!
– Нет!
– Тогда почему у вас было такое лицо, когда вы вышли от него? Вы ведь так хотели узнать свое будущее! Вы даже отправились к нему самой первой! Что он вам сказал?
– Беренделли глупец! Не мог даже предвидеть свою собственную смерть! – зло бросила графиня. Затем подняла голову и заставила себя улыбнуться. – Хотите знать, что он мне сказал? О, наш маэстро был в ударе! Ни от кого на свете я не слышала столько оскорблений! Исключая, пожалуй, вас. Он сообщил мне, что я скоро умру. Что все близкие забудут меня еще до того, как мое тело опустят в могилу! Заявил, – глаза графини метали молнии, губы дрожали, – что человек, которого я люблю, женится почти сразу после моей смерти. Он сказал… сказал… что не пройдет и полгода после смерти того жалкого художника, как я с ним встречусь. Вот что мне предсказал, этот хваленый маэстро Беренделли, и вот почему я не испытывала никакого восторга, когда вышла от него!Билли у двери беспокойно шевельнулся и метнул на Амалию вопросительный взгляд. Вряд ли американец понимал по-русски – просто, наверное, о многом догадывался по интонациям. Графиня умолкла, в глазах ее стояли злые слезы.
– И все? – спокойно спросила Амалия.
– Да, все!
– Мне казалось, полгода уже прошли, – заметила Амалия. – Так что маэстро Беренделли ошибся.
Нет, на сей раз в лице графини и в самом деле мелькнул неподдельный страх. «Неужели она верит всей этой чуши?» – с некоторым удивлением подумала баронесса Корф.
– Три дня, – сдавленно прошептала графиня. – До полугода осталось три дня.
Амалия пожала плечами.
– Вы не похожи на умирающую, Елена Николаевна.
– Да. Но я боюсь.
– Судя по тому, что Беренделли был не в ладах со своей собственной судьбой, я бы не советовала доверять его предсказаниям по части чужих судеб, – по возможности мягко произнесла баронесса. Графиня Толстая была ей вовсе не симпатична, как раз наоборот, но все же Амалия считала своим долгом успокоить ее.
– И все же я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, когда эти проклятые три дня наконец пройдут, – усмехнулась прекрасная Элен.
Амалия не стала спорить.
– Скажите, Елена Николаевна, куда вы выходили, когда ваш друг Никита Преображенский аккомпанировал Варваре Мезенцевой?
– Я никуда не выходила, – сухо ответила графиня.
– Бесполезно лгать, Елена Николаевна. Вас видели.
– Конечно, видели, – тотчас же пошла на попятную Элен. – Анна Владимировна, верно? Она встретила меня у двери, когда я возвращалась. Совершенно невыносимая особа.
– Так куда вы выходили?
– Боюсь, вы меня не поймете, – усмехнулась графиня. – После предсказаний маэстро мне сделалось совсем не по себе. Я чуть было не расплакалась при всех! А так… Я дошла до ванной комнаты и там… вытерла глаза. И мне стало легче.
– Понятно. Скажите, графиня, у вас есть платок?
– Платок? – в некотором удивлении переспросила та.
– Да. Не могли бы вы показать его нам?
Платок графини Толстой оказался великолепным расшитым изделием, украшенным кружевами и пышной монограммой. Амалия, выразительно взглянув на Билли, вернула его хозяйке.
– Благодарю вас, Елена Николаевна. Скажите еще вот что: когда убийство уже было обнаружено и все сидели в гостиной, кто выходил из нее? В курительную комнату, например, или куда-нибудь еще.
– Трудно сказать… – Графиня повела своими великолепными плечами. – Например, я выходила поправить кое-что в платье. Иван Андреевич, кажется, выходил, кто-то из мужчин отправлялся курить. Но я, честно говоря, не следила.
– Благодарю вас, – кивнула Амалия. – Можете идти.
Графиня сложила веер и двинулась к выходу, но у самого порога остановилась.
– На вашем месте, – высокомерно проговорила она, – я бы для начала поинтересовалась, почему хозяина дома вместе с его начальником перевели в Петербург. Обещаю вам, вы не будете разочарованы.
И женщина, ослепительно улыбнувшись Билли, вышла из комнаты.
Глава 16 Обрывки
– Ну, что скажете? – спросил Билли, как только роковая Элен скрылась из виду. – Не она?
Амалия поморщилась.
– По крайней мере, непохоже. Да и объяснения ее звучат вполне логично. Хиромант сделал ей предсказание, которое ее расстроило, и она вышла немного поплакать. Да и платок не ее.
– А может быть, все-таки она убила художника? – внезапно спросил Билли. – Чтобы застрелить человека, многого не надо, знаете ли.
– И то, что рядом с Сорокиным не было записки, меня настораживает, – задумчиво согласилась Амалия, но тут же осеклась. – Послушай, братец, с каких пор ты говоришь по-русски? Как ты понял, что именно она мне рассказала?
– Я по-русски не говорю, – важно поправил ее Билли. – Я только понимаю.
И он с торжеством поглядел на Амалию, которая покачала головой и невольно улыбнулась.
– Ну хорошо. Вот что мне интересно: Беренделли всем говорил такие неприятные вещи, как графине Толстой, или только ей не повезло с предсказанием будущего? Потому что я сейчас вспомнила о том короле…
– Каком еще короле? – насупился Билли.
– По-моему, то был Людовик IX, – снова став задумчивой, продолжала Амалия. – Предсказатели его сильно боялись. Понимаешь, если ему не нравилось, что ему предрекали, то он просто приказывал казнить предсказателя, и дело с концом. Считал, что достаточно отрубить человеку голову, чтобы его пророчество не сбылось.
– И правильно, – кровожадно одобрил Билли. – Нечего нести всякую чушь да еще драть за нее
