некоторые вещи, которые она хотела бы прояснить. Именно поэтому она и хочет поговорить с доктором де Молине. Не согласится ли он просветить ее насчет ран жертв? Не при гостях, конечно, а в «игрушечной» комнате. Все-таки столь щекотливый предмет…
Венедикт Людовикович галантно сказал, что он всегда к услугам госпожи баронессы, и поднялся с места.
– Амалия Константиновна, я больше вам не нужен? – спросил Александр Корф, подойдя к жене.
Та улыбнулась и едва заметно сжала его руку.
– Если вы мне понадобитесь, я вас позову.
И удалилась в сопровождении Билли и доктора – прелестная молодая женщина, словно созданная для полотна Ренуара или Мане. Женщина, которая зачем-то задалась целью расследовать три убийства, произошедшие в совершенно чужом для нее доме, и до жертв которых ей не должно было быть никакого дела.
– Я готов, – сказал Венедикт Людовикович, входя в комнату.
Оловянные солдатики таращились на него сурово, как присяжные заседатели. Билли вошел в комнату последним, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Правую руку он зачем-то держал под сюртуком.
– Так что именно вас интересует в ранах? – осведомился доктор.
Прежде чем ответить, Амалия пристально посмотрела на него.
– В данный момент меня интересует ответ только на один вопрос, – уронила молодая женщина. – Это ведь вы убили Пьерлуиджи Беренделли?
Доктор открыл рот. Он явно был ошеломлен.
– Как! Но, простите, госпожа баронесса… – он рассмеялся вымученным, режущим ухо смехом. – Разве вы забыли, что я даже не выходил из комнаты, когда пела мадемуазель Мезенцева?
– А вам и не нужно было выходить, – отрезала Амалия. – Дело в том, доктор, что вы уже убили Беренделли. И знали, что он мертв.
– Я, право, не понимать вас, – в стройной прежде речи доктора вдруг начали проскальзывать очевидные грамматические ошибки. – Это какой-то шутка, да?
– Шутка? О нет, месье, – спокойно отозвалась Амалия. – Просто мне не стоило принимать на веру ваши слова о том, что, когда вы оставили Беренделли отдыхать в малой гостиной, с ним все было в порядке. Вы же ушли от него последним, помните? И именно вы, когда он лежал на диване, зарезали его. Высота, на которой на стене висел кинжал, как нельзя лучше соответствует вашему немалому росту. Убийце понадобился лишь один удар – прямо в сердце, потому что он был врачом и знал, куда метить. Убив Беренделли, вы вышли к нам и объявили, что маэстро отдыхает. Признаться, неплохо было придумано. Вас бы никто никогда не заподозрил, но со мной, месье, такие фокусы не проходят!
– Довольно! – визгливо выкрикнул доктор и, вскочив к места, ринулся к двери. Но там его поджидал Билли, уже с револьвером в руке, и доктор, сразу же как-то обмякнув, отступил назад.
– Сядьте, месье, – велела Амалия.
Венедикт Людовикович сел, с ненавистью косясь на нее.
– Должен признаться, мадам, вы ловко все выдумали… – Теперь их разговор шел полностью на французском. – Вам нужен виновный – и вот он я, чужестранец, стало быть, уже поэтому подозрительный… Только не забывайте: вам придется объяснить, почему я должен был убить несчастного хироманта! Потому что у меня не было никакой причины убивать его!
– Нет, месье, – безмятежно отозвалась Амалия, – причина у вас как раз была. Дело в том, – тут она сделала паузу, – что маэстро Беренделли был женат на француженке и долгое время жил в Париже.
– И что из того? – в запальчивости спросил доктор.
– А вот что, – Амалия вздохнула. – Некоторые гости в ходе допросов вспомнили одну странную вещь. Когда вы прибыли на вечер, то были очень оживлены, но стоило явиться Беренделли, вы сразу же забеспокоились. Несколько раз пытались уйти, ссылаясь на какие-то выдуманные дела, а потом и вовсе запаниковали, когда Анна Владимировна чуть не посадила вас за стол рядом с хиромантом. Вы явно избегали его и старались даже не смотреть в его сторону. Да и он тоже не горел желанием общаться с вами. Спрашивается, почему? Да потому, месье, что он знал вашу тайну. Он жил во Франции, как вы; и именно в Париже, как вы. И наверняка узнал вас.
– Вздор! – вспыхнул доктор. – Сплошь ваши домыслы!
Амалия откинулась на спинку стула, обронив всего лишь два слова:
– Иерусалимская улица.
– Что? – Доктор был ошеломлен.
– Вы сказали, что на ней находится полицейское управление Парижа, – терпеливо пояснила Амалия. – Но видите ли, месье, это не так. Сейчас оно находится на набережной Ювелиров. – Тут Амалия сделала паузу, чтобы улыбнуться Билли. – Старое здание управления сгорело в дни печально известной Парижской коммуны. Вам неизвестно, где теперь находится управление, значит, вы не были в Париже после 1870 года. Почему? Вы преуспевающий человек, у вас нет отбоя от пациентов, и я никогда не поверю, что вы не тоскуете по родине. А дело в том, что вы просто не можете туда вернуться. – Амалия подалась вперед, ее глаза заискрились. – Вы ведь не можете, не правда ли? Потому что вас сразу же посадят в тюрьму, если узнают. И ваше имя не де Молине. Молине – небольшой город во Франции. Зовут вас, возможно, Венедикт Людовикович, то есть Бенуа, сын Луи… Ах да неважно, потому что при желании мы ведь можем установить вашу личность. А поскольку вы бывший коммунар и живете по подложным документам, то наши власти вполне способны выслать вас из страны. Ну так что, доктор? Вы скажете мне правду, или мне передавать дело следователю, который должен прибыть с минуты на минуту?
Доктор облизнул губы. Вид у него сразу же сделался постаревший и измученный.
– Хорошо, – выдохнул он. – Хорошо… Не надо следователя. Я все вам расскажу. Действительно… – медик на секунду умолк. – Да, я участвовал в коммуне. Я был молод… был наивен… Мне казалось, мы многого можем добиться. Но вы не видели, как ужасно все закончилось… Расстрелы на Пер-Лашез… крики казненных… я ведь был там, прятался… как последний трус… Никогда не смогу этого забыть, – тихо признался доктор. В глазах его стояли слезы. – Вы говорите, я не могу поехать во Францию… Могу, и мне все равно, что меня арестуют. Но я просто не хочу возвращаться в страну, о которой сохранил такие воспоминания. Это выше моих сил.
«Значит, вот почему он произнес те странные слова о сыне хозяев – что лохматый Митенька зря считает, будто революция – развлечение, – подумал Билли. – Ах, как права Амалия! Помнится, она как-то обмолвилась, что слова – великие предатели, они всегда говорят о человеке больше, чем он хочет сказать…»
– Вы были знакомы с Беренделли? – спросила Амалия.
– Да. Я был тогда помощником у врача, который лечил его душевнобольную мать, и он, конечно, запомнил меня. Вечером, как только вошел, маэстро окинул меня таким взглядом… Я сразу же понял, что он меня узнал. – Доктор поднял голову. – Но я не убивал его, мадам! Я не убийца, не для того я стал врачом!
Врет, помыслил Билли, покрепче сжимая рукоятку револьвера. Как пить дать, врет…
– Некоторые коммунары не слишком церемонились со своими противниками, – заметила Амалия. – Если Беренделли знал вас, то, может быть, вы и были тем убийцей, на которого он намекал перед смертью? Потому что, скажу вам откровенно, я не верю в хиромантию, астрологию и прочие псевдонауки. Маэстро Беренделли просто захотелось удивить присутствующих, и он бросил им намек на сенсационное разоблачение. Он знал, что один человек из сидевших за столом действительно является убийцей, но прочитал это не по ладони, о нет. Он просто знал. А кроме вас, ни с кем из присутствующих он прежде не встречался. И никто, кроме вас… – она покосилась на серьезное лицо Билли, который жадно внимал каждому ее слову, и осеклась.
Оловянные солдатики смотрели на доктора, как присяжные, уже приговорившие его к гильотине. Но де Молине только упрямо покачал головой.
– Я понимаю ход ваших мыслей, баронесса, и должен признать, что с точки зрения логики он безупречен. На моей стороне только правда, как бы она ни была неправдоподобна. Поверьте мне, она бывает и такой. А правда заключается в том, что, когда я оставил Беренделли в малой гостиной, он был жив, хотя и чувствовал себя не очень хорошо – очевидно, мышьяк уже начал действовать. И я не убивал его. Не пытался отравить, не пронзал кинжалом. Он поблагодарил меня и попросил уйти, и я ушел. Только и всего.
Амалия тяжело вздохнула.
– Хорошо, будь по-вашему, – внезапно произнесла молодая женщина. – Только скажите мне вот что. Мадемуазель Мезенцева вам нравится?
– Что? – Доктор ожидал чего угодно, только не такого вопроса.
– Она вам нравится? – повысила голос Амалия. – Вы находите ее красивой?
– Боже мой, мадам! – Доктор оторопел. – Нет, если вам угодно знать, я… Она довольно мила, но я не считаю ее красивой. У нее вполне обыкновенное лицо, хотя многие мужчины…
– Значит, она вам не нравится? – сухо спросила Амалия. – Благодарю вас. Это все, что я хотела узнать.
Де Молине поднялся с места. Билли стоял в стороне от двери, скучающе глядя куда-то вбок, а револьвер, который он держал в руке совсем недавно, как сквозь землю провалился.
– Я могу идти? – несмело спросил доктор.
– Да. Пока я верю вам, вы не убивали Беренделли. Но вы скрыли от меня правду и поэтому должны признать, что у меня были основания подозревать вас. Однако можете не волноваться: о вашем прошлом я никому не скажу. – И она царственно кивнула де Молине, показывая, что аудиенция окончена.
Глава 25 Второе разоблачение
– Можно спросить? – отважился подать голос Билли, когда доктор скрылся за дверью. – Вы поверили ему. Ваше право, конечно, хотя лично мне он кажется очень подозрительным… Но при чем тут девица?
Амалия, которая встала с места и подошла к окну, так
