настоящий убийца. А с виду даже и не подумаешь. Просто некрасивая девушка с длинным носом, правда, очень хорошо одетая. И из-за нее они все здесь извелись, подозревали бедного композитора, потом дядю Павла, которые были ни при чем. Совершенно ни при чем! Сколько неприятностей для честных людей!!
Марсильяк очень вежливо попросил мадемуазель Беренделли успокоиться и обратился к гостям. Не будут ли они так добры перебраться в другую комнату? Хотя бы в соседнюю, курительную. Ему необходимо допросить подозреваемую, что удобнее делать с глазу на глаз.
– Да-да, конечно, все, что пожелаете! – воскликнул Павел Петрович. Он был до смерти рад, что кошмар закончился.
– А я желаю остаться! – запальчиво выкрикнул Владимир Сергеевич. – Не забывайте, речь идет о моем брате!
– Если уж на то пошло, – вмешался Никита, – я был бы тоже не прочь услышать, почему сия особа убила женщину, которая не сделала ей ничего плохого!
Антуанетта затравленно покосилась на него и вытерла слезы. Но Марсильяк был неумолим: он, его помощник Соболев и мадемуазель Беренделли должны остаться здесь, а остальные весьма его обяжут, если подождут в другой комнате.
Громко переговариваясь и бросая на убийцу возмущенные взгляды, Верховские и их гости покинули большую гостиную и перебрались в небольшую курительную, обставленную старой дубовой мебелью. Доктор закурил, но сломал несколько спичек, прежде чем ему удалось зажечь сигарету.
– Сразу же можно было догадаться, что убийство графини и адвоката ее рук дело, – заявила Евдокия Сергеевна. – Ведь ни один из нас не способен на такое!
Ей никто не стал возражать.
– Странно, – задумчиво произнес Митенька. – Преступность – результат социальной несправедливости, но по виду барышни я бы не сказал, что она испытывает лишения.
Амалия закончила возиться с рукой Билли и насмешливо поглядела на юношу.
– Вы, Дмитрий Павлович, придаете слишком большое значение книгам, которые того не стоят, – заметила она. – Уверяю вас, реальная жизнь плохо укладывается на страницы учебников. Как выразился немецкий поэт Гете, «сущее не делится на разум без остатка». Не болит? – спросила она у Билли. – Вот и прекрасно.
«И все-таки баронесса слишком умничает, – подумала Варенька. – Разве такое может нравиться мужчинам?»
– Вы не верите во влияние социальных условий на человека? – отважно ринулся в атаку Митенька. Мать тревожно взглянула на него.
– Почему же? – любезно откликнулась Амалия. – Однако выбор все равно остается за конкретным человеком. Он может поддаться влиянию среды, а может противостоять ему. И вообще любые условия подчиняют нас ровно настолько, насколько мы согласны им подчиниться.
– Но преступность… – вновь начал Митенька.
– Конечно, вы знаете о ней куда больше, чем господин Марсильяк, раскрывший сотни убийств, – вмешался Александр, которому не терпелось щелкнуть по носу самонадеянного юношу.
Митенька вспыхнул. Он хотел ответить, что господин Марсильяк тут совершенно ни при чем и вообще это абсолютно разные материи, но ни с того ни с сего на молодого человека напал страшный чих. И пока он чихал, барон Корф успел прочно забыть о его существовании.
– Занятный выдался вечер, – заговорил он, подойдя к Амалии. – Однако сдается мне, господин Марсильяк не справился бы без вас… И без вашего друга. По- вашему, что руководило мадемуазель Беренделли? Она мстила за убитого отца? Не верю. Не в привычках покойной графини было подсыпать людям мышьяк или вонзать им в грудь нож. А Константин Сергеевич вообще вне подозрений, потому что у него, как пишут в уголовных романах, неоспоримое алиби. Тогда что? Ревность дурнушки к хорошенькой женщине? – Он пристально поглядел на Амалию. – Тогда она точно не поставила бы графиню на первое место.
– Спасибо за комплимент, сударь, – сопроводила легкий поклон ироничной улыбкой баронесса. – Хотите сказать, что Антуанетте надо было взяться за меня?
– Боюсь только, – Александр чуть кивнул и продолжил медленно, с расстановкой: – Что в таком случае вашему старому знакомому Марсильяку пришлось бы арестовать меня. Потому что, если бы итальянка тронула вас, я бы убил ее, не задумываясь.
Билли шмыгнул носом.
– Если бы успел, – вполголоса обронил он. – Потому что я бы раньше до нее добрался.
Евдокия Сергеевна заметила, каким взглядом смотрит Варенька на жениха, который беседовал со своей бывшей женой, и вздохнула. Ох уж эти юные девушки, которые думают, что одной свежести и миловидности достаточно, чтобы привлечь мужчину… Привлечь, может быть, да, но чтобы его удержать, нужны совсем иные качества. И женщина, гордо приосанившись, стряхнула с рукава мужа какую-то нитку.
Меж тем в дверь заглянул помощник Марсильяка и, найдя глазами Амалию, направился прямиком к ней.
– Госпожа баронесса, Аполлинарий Евграфович просит вас заглянуть к нему. – Соболев помолчал, явно колеблясь, но все-таки добавил: – Кажется, у него возникли сложности с мадемуазель Беренделли.
Александр Корф повел бровями с таким видом, будто ожидал чего-то подобного. Амалия оглянулась на Билли, вполголоса велела ему вести себя прилично и вышла вслед за помощником следователя.
Едва она скрылась за дверью, Евдокия Сергеевна со скучающим видом прислонилась к стене, разделяющей две комнаты. Тайная советница рассчитывала услышать немало любопытного. И хотя на самом деле она уловила только отдельные обрывки беседы, чутье ее не обмануло. Разговор в большой гостиной положительно стоил того, чтобы его подслушать.
– Она отказывается говорить со мной, – были первые слова Марсильяка, как только Амалия в сопровождении его помощника переступила через порог.
Баронесса Корф вздохнула.
– Мадемуазель настаивает на своей невиновности?
– Вовсе нет. Она призналась, что застрелила графиню Толстую и адвоката Городецкого, но о причинах молчит. Я полагал, что убийство как-то связано с гибелью ее отца, но девушка это отрицает. А истинные причины ее поступка мне неизвестны.
Амалия села напротив Антуанетты и задумчиво посмотрела на нее.
– Она упоминала, что отец привозил ее в Ментону, чтобы показать доктору Ротену, – внезапно сказала баронесса.
Марсильяк поднял голову.
– Ротену? Но он же специалист по душевным болезням!
– Вот именно. Хотя она говорила мне, что лечила легкие.
– Тогда все ясно, – вздохнул Марсильяк. – Когда она увидела труп отца, у нее наступило временное помешательство. Она дождалась, когда почти все выйдут из дома, взяла ружье, зарядила его и убила первых людей, которые ей попались. – Следователь поморщился. – Возможно, как раз по причине ее болезни отец Антуанетты не хотел, чтобы она появилась на вечере. Вспомните, ведь сначала он хотел быть вместе с ней, но затем передумал и пришел один. Теперь все ясно. – Аполлинарий Евграфович поколебался. – Если бы не…
– Да, да, если бы не удивительное самообладание мадемуазель, – кивнула Амалия. – Она очень точно рассчитала момент, объявила, что идет за нюхательной солью… побежала за ружьем, которое заметила в комнате, где лежало тело ее отца и куда я ее приводила… ружье не заряжено, она лихорадочно ищет патроны, но те оказались совсем рядом, в ящике бюро, зарядила ружье, испачкав руки и оставив пятно на оборке возле запястья, убила двух человек, после чего бросила ружье, кинулась за солью, нашла ее: и вернулась в большую гостиную.
– А Евдокия Сергеевна не заметила долгого отсутствия мадемуазель, так как была поглощена тем, что происходило в саду, а в подобные моменты кажется, будто время летит очень быстро, – добавил Марсильяк. – Вдвоем они стали приводить хозяйку в чувство, тут из сада вернулись люди, потому что услышали второй выстрел, но мадемуазель рассказала крайне правдоподобную историю, и никто даже не заподозрил ее.
– Она заметила, что испачкала руки, и при первой же возможности вымыла их. Все шло прекрасно, никто ее не видел и никому в голову не могло прийти, что убийца и есть она. – Амалия покачала головой. – Однако для безумной девушка действовала на редкость обдуманно… Кажется, нам далеко не все известно.
– Полагаете, у нее все-таки были свои мотивы? – спросил следователь. – Но какие?
– Хотела бы я знать, – вздохнула баронесса.
Пока длилась их беседа по-русски, дочь хироманта переводила взгляд с лица Амалии на лицо Марсильяка, явно пытаясь понять, о чем они говорят.
– Если даже девушка в своем уме, – заметил следователь, – то ее защита все равно будет настаивать на невменяемости, чтобы смягчить приговор. И то, что она, по-видимому, лечилась у Ротена…
– Я не сумасшедшая! – внезапно произнесла Антуанетта. Ее голос прозвучал, как карканье вороны.
– Простите? – быстро проговорила Амалия.
– Я не сумасшедшая, – сердито повторила Антуанетта. – И вам не удастся это доказать!
Амалия пожала плечами.
– То, что вы лечились в Ментоне у доктора Ротена, говорит скорее об обратном. Может быть, вы не знали: месье занимается болезнями души, а не тела.
– Я не лечилась у него! – вспыхнула Антуанетта. Глаза ее угрожающе сверкнули, но Амалия только мило улыбнулась.
– К чему возражения, мадемуазель? Ваш адвокат приведет в суде необходимые бумаги, чтобы облегчить вашу участь. Произнесет несколько эффектных фраз о бедной сироте и состоянии аффекта, в котором она совершала преступление. Сейчас подобное в большой моде. Можете считать, что вам повезло.
Антуанетта схватилась за голову.
– Вы не понимаете, боже мой! Не хотите понять! – Ее губы кривились, в глазах стояли слезы. Марсильяк терпеливо ждал, что будет дальше. – Я убила ее, потому что она заслуживала смерти! Как только я пришла в этот дом и увидела ее самодовольное
