- Ах вот как!
Павел расхохотался.
- А далеко пошел Артамон Васильевич! Ладно, поднимайся и проваливай! Бахрушину поклон.
Разбойник, молодой парень, потрепанный и помятый, с трудом поднялся, держась за горло.
- Мне теперь все одно... – пробормотал он. – Барин убьет, коли узнает, что я проболтался.
- Не узнает. А вообще стоит убить тебя, сам ты душегуб! Не так ли?
- Ох, барин...
- Ладно. Натальюшка, ты здесь, родная? С тобой ничего не случилось?
Она покачала головой, губы ее дрожали.
- Там... – она показала рукой. – Там раненый... а может, уже умер. Я стреляла в него...
- Умница! А как же было не стрелять-то. Я одного, вон, тоже уложил, а другого ранил легко – убежал. Ничего. Эй ты, стой! Куда побежал! Сейчас догоню и придушу. Живо, развязывай нашего кучера! А затем разберись, кто из сотоварищей твоих жив, и помоги им. Тебе Господь сейчас руку протянул, понял?
Тот кивнул. Кажется, и впрямь понял.
- Ни разу до этого, что ли, так вот не получали?
- Ни разу, барин!
- Ну и ну!
Меж тем кучер, хоть и не вполне оправившийся от испуга, но дело свое крепко знавший, уже готов был продолжать путь. Павел усадил Наталью в карету.
- Однако ты великодушен, - пробормотала она. – Любой на твоем месте попытался бы отправить этого молодца в острог...
- На дознание? Может быть, на пытку? Натальюшка, сам пройдя через это, никому другому, кто б он ни был, подобного не пожелаю.
- А... Бахрушин? Как же так? Ты ведь знаешь его?
- Знал...
- Так это ж родной дядя Петруши. То есть Белозерова Петра Григорьевича...
- Как?! – Павел ахнул. – Жениха твоего бывшего, что ныне на дочери моей жениться собирается?
- Да.
- Однако... такого родства я дочери своей не желаю. Разобраться бы надо, что к чему... Впрочем, сейчас главное – на волю ее вызволить.
- Скоро уж приедем.
- Да, знаю... Мне ли сих мест не знать...
Дивным образом получилось – Наталья с Павлом в двери, а отец Сергий – из дверей. И очень перепугался батюшка, когда высокий господин кинулся к нему, и вместо того, чтобы благословение попросить, начал душить его в объятьях.
- Отец Сергий! Вы ли это, батюшка? – восклицал господин при этом. - А я-то думал, грешным делом, уж не потянули ли и вас на розыск, как меня тогда...
- Павел Дмитриевич! – ахнул батюшка. – Дивны дела Твои, Господи! Живы! Уж вас-то никто и не чаял вновь увидеть. А вы живы! Слава Тебе, Боже! Да мне вон барышня сказывала, однако чтоб вот так вас встретить... ваше сиятельство...
- Помниться, батюшка, Павлушей вы меня звали.
- Так ты тогда и был Павлушей, а сейчас поглядите-ка... Где пропадать изволил?
- Сперва в Сибири, потом в разбойники пошел, а затем – в монахи.
- Шутишь? – отец Сергей недоверчиво покачал головой.
- Ох, нет!
- Да что ж мы в дверях чужого дома толкуем? Ты к Степану Степанычу, другу старому?
- К Степанычу... По делу, да дело-то какое... Приеду к тебе, батюшка, исповедываться придется.
- Так милости прошу! Прямо сегодня дела завершай, да на ночлег ко мне. Места у меня много... И вы, Наталья Алексеевна, не откажите, сделайте милость. Места на всех хватит. Давеча барышня Шерстова гостила...
- Непременно, батюшка, непременно! А сейчас помолись обо мне и рабе Божией Марии.
- Марии?
- О Машеньке любимовской речь, - пояснила Наталья.
- Вот как?
- Она дочь моя, - тихо сказал Павел.
У отца Сергия округлились глаза.
