задумчивъ и даже величавъ. Движенія его были медленны и обдуманны' [CCXL].
Значитъ, отр?шенность отъ ума у святыхъ юродивыхъ была сознательная и не внутренняя. Посл?дней отр?шенности въ святыхъ юродивыхъ предполагать нельзя; и въ возрожденномъ благодать хотя зам?няетъ умъ, такъ же какъ солнечный св?тъ – св?тъ возжигаемый, но не исключаетъ, однако, его д?ятельности. И возрожденному нуженъ указатель, который бы говорилъ ему, что онъ им?етъ божественнаго руководителя и сл?дуетъ его вел?ніямъ, – нуженъ наставникъ, который бы указывалъ средства, какъ сохранить и утвердить въ себ? дарьі благодати. Сейчасъ только мы говорили о томъ, что умственная д?ятельность святыхъ юродивыхъ не была безсознательной; напротивъ, она совершалась по предварительно обдуманнымъ планамъ, (днемъ юродствуетъ, а ночью молится). Значитъ, внутреннее отношеніе къ уму у святыхъ юродивыхъ было естественное. Они отр?шались отъ ума только во вн?шней жизни. Вн?шній образъ жизни составлялъ для нихъ то поприще, на которое они являлись, свергнувъ съ себя владычество ума. Зд?сь на совершеніе только н?которыхъ д?йствій простиралось это владычество ума, и именно т?хъ, какъ вид?ли, которые относились къ самому существу въ д?л? спасенія, хотя у нихъ совершалось и это своимъ особеннымъ образомъ. Но для той стороны вн?шней жизни, которая не относится существенно къ в?чному спасенію, но которую обязывается челов?къ устроять по изв?стнымъ законамъ и правиламъ, какъ чувственно-духовное существо, какъ обитатель настоящаго міра, членъ видимаго общества в?рующихъ, – для этой стороны святые юродивые и отвергались ума. А такъ какъ эта сторона вн?шней жизни ближайшимъ образомъ находится также подъ распоряженіями ума, утверждается на его законахъ, упорядочивается его правилами и предписаніями, то съ отреченіемъ для этой жизни отъ ума, во вн?шней жизни святыхъ юродивыхъ естественно долженъ произойти безпорядокъ. Посл? этого они въ общественной жизни являлись подобными несмысленнымъ д?тямъ. Попеченіе о пищ?, одежд?, приличіи, словомъ – вс? обязанности, изъ выполненія которыхъ большею частію слагается д?ятельность существа разумно-чувственнаго, для нихъ оставались какъ бы неизв?стными, ненужными, и это то совершенно выд?ляло ихъ изъ среды окружающаго ихъ общества. Но, притворно отвергаясь ума, они расширяли его внутренно для Бога и наполняли его по выраженію церковной п?сни, мыслей неизреченныхъ (изъ службы святому Лаврентію); изм?няя свои отношенія къ міру, но находясь въ немъ, святые юродивые старались быть вн? его, увеличивая кругъ умственной д?ятельности для Бога, стараясь ввести себя въ Бога – уподобиться Ему, какъ Онъ сказалъ: „будите во Мн?' [CCXLI], возрасти въ себ? внутренняго челов?ка по запов?ди апостола [CCXLII]. Святые юродивые, какъ вид?ли, старались им?ть и им?ли постоянно Бога въ своемъ разум?, по апостолу [CCXLIII], т. е. они не только истинное им?ли въ своемъ ум? понятіе о Бог?, но и сд?лали его руководительнымъ правиломъ въ жизни, во вс?хъ своихъ д?йствіяхъ, сообразуясь съ Нимъ, возжигая въ своемъ сердц? къ Нему чист?йшую любовь.
Д?лаясь сторонниками всего истиннаго, святого, святые юродивые главнымъ мотивомъ воли своей считали умъ и имъ опред?ляли къ д?ятельноcти свою волю, не давая чувственнымъ мотивамъ брать перев?съ. Эта мысль символически выражена святымъ Симеономъ юродивымъ въ сл?дующемъ д?йствіи: онъ носилъ на своей голов? в?нокъ изъ масличныхъ в?твей и травы, а въ рук? в?тку и, ходя по городу, громко взывалъ: „торжество поб?дителю царю и граду его'; впосл?дствіи онъ объяснилъ діакону Іоанну, своему другу, смыслъ этихъ словъ: „городомъ онъ называлъ душу, а царемъ – умъ, надъ страстями владычествующій [CCXLIV]. Такимъ образомъ, святый Симеонъ символически пропов?дывалъ о той внутренней поб?д? надъ самимъ собою, которая состоитъ въ господств? надъ страстями, о той борьб?, какую ведутъ между собою разумъ и чувственность въ челов?к? и о ум?, какъ о сил?, противостоящей страстямъ. Преосвященный ?еофанъ говоритъ: „сила, борющаяся со страстьми, есть умъ, въ коемъ – сознаніе и свобода. Чрезъ него ц?лительная сила переходитъ къ силамъ сквозь подвиги, чрезъ него же сила, поражающая, разрушительная, проходитъ къ страстямъ въ бореніи. И обратно: когда страсти возстаютъ, то м?тятъ прямо на умъ, т. е. на покореніе сознанія и свободы. Он? – во святилищ? нашего внутренняго духа, куда врагъ черезъ страсти пускаетъ свои разженныя стр?лы изъ душевной т?лесности, какъ изъ засадъ. И пока ц?лы сознаніе и свобода, т. е. стоятъ на сторон? добра, то какъ бы ни было велико нападеніе поб?да наша. Такимъ образомъ, точка опоры для страстей есть благодать' [CCXLV]. Нося на голов? в?нокъ, святый Симеонъ юродивый этимъ какъ бы показывалъ царственное назначеніе головы (ума), которая им?етъ близкую и т?сную связь съ явленіями душевной жизни и служитъ важн?йшимъ ихъ органомъ. Въ самомъ д?л?, челов?ческое т?ло завершается головою и въ отношеніи къ ц?лямъ жизни и ихъ достиженію не т?ло носитъ голову, а голова т?ло, которымъ она управляетъ. Лицо головы служитъ выраженіемъ и какъ бы живымъ зеркаломъ душевныхъ состояній челов?ка [CCXLVI]. Голова, такимъ образомъ, им?етъ значеніе органа посредствующаго между ц?лостнымъ существомъ души и т?ми вліяніями, какія онъ испытываетъ со вн? или свыше и ей приличествуетъ правительственное достоинство въ ц?лостной систем? душевныхъ д?йствій. Умъ им?етъ значеніе св?та, которымъ озаряется созданная Богомъ жизнь челов?ческаго духа съ ея. Богомъ данными законами. Сосредоточенности и неразс?янности ума могутъ м?шать не только вн?шнія впечатл?нія, но и впечатл?нія міра субъективнаго, внутренняго. Полная и безразд?льная сосредоточенность ума на какомъ-либо предмет? можетъ быть весьма значительно повреждаема или даже парализуема возбужденіемъ какихъ-нибудь стремленій и чувствованій, относящихся къ другимъ предметамъ и вызывающихъ иной рядъ представленій, стремящихся проникнуть въ умъ и овлад?ть имъ. Давленіе со стороны этихъ инородныхъ стремленій, чувствованій или представленій, врывающихся въ умъ и сбивающихъ его съ того предмета, на который направляетъ его челов?къ усиліемъ своей воли, бываетъ иногда такъ сильно, постоянно и настойчиво, что для освобожденія отъ нихъ, какъ должной или желаемой концентраціи ума, остается или осуществить ихъ на д?л? и т?мъ разр?дить, такъ сказать, ихъ и лишить силы, или предпринять борьбу съ ними для уничтоженія ихъ въ основ?. Освобожденіе отъ давленія разс?ивающихъ стремленій и представленій посредствомъ осуществленія ихъ всегда приноситъ лишь временный результатъ, не обезпечивающій въ будущемъ, даже бол?е или мен?е близкомъ отъ новаго появленія и возбужденія ихъ, отъ новаго вліянія, разс?ивающаго умъ. Отсюда является потребность и необходимость н?котораго бол?е радикальнаго ограниченія стремленій, своимъ пробужденіемъ отвлекающимъ умъ отъ предмета, на которомъ оно безразд?льно и сполна должно быть сосредоточено, требуется н?которое подавленіе потребностей, м?шающихъ желаемой и нужной собранности духа. Это именно потому, что уже самая ясность, чистота и сила ума стоятъ въ связи съ н?которымъ подавленіемъ чувственности и н?которымъ, если не ослабленіемъ, то утонченіемъ т?ла посредствомъ строгаго воздержанія и ум?ренности. „Однимъ словомъ, говоритъ святый Василій Великій въ своемъ наставлeніи юношамъ, все т?ло долженъ презирать тотъ, кто не хочетъ погрязнуть, какъ въ тин?, въ его похотяхъ, или пусть нисходитъ ему столько, сколько по словамъ Платона, позволяетъ польза философіи. Сія мысль почти нисколько не различествуетъ отъ словъ апостола Павла, который ув?щаваетъ ни подъ какимъ видомъ не простирать попеченія о т?л? до того, чтобы возникли похоти [CCXLVII]. Ибо т?, кои заботятся о благосостояніи т?ла, а душу, управляющую онымъ пренебрегаютъ, какъ ничего не значущую, ч?мъ различаются отъ такихъ людей, которые стараются объ устройств? орудій, а въ искусств?, д?йствующемъ сими орудіями, не усовершаются? Итакъ, заключаетъ святый Василій Великій, надлежитъ укрощать и удерживать въ повиновеніи т?ло, какъ удерживаютъ стремленіе какого либо зв?ря, возбуждаемыя имъ въ душ? смятенія усмирять умомъ, какъ бичемъ, и заботясь о дух?, не давать воли страстямъ, дабы он? не увлекли его, подобно какъ необузданные и разъяренные кони увлекаютъ всадника. Зд?сь прилично упомянуть, говоритъ великій святитель, о Пи?агор?; узнавъ, что одинъ изъ его знакомыхъ т?лесными упражненіями и явствами бол?е и бол?е приращаетъ свою тучность, онъ сказалъ ему: перестанешь ли ты д?лать темницу свою часъ отъ часу несносн?е? по этой причин?, зам?чаетъ святый отецъ, говорятъ и Платонъ, зная вредъ, происходящій отъ т?ла, нарочно избралъ для академіи не очень здоровое м?сто въ Аттик?, дабы отнять отъ т?ла излишекъ здравія, какъ отнимаютъ лишніе сучья винограда. А я слышалъ отъ врачей, добавляетъ святый отецъ, что чрезм?рное здоровье даже опасно' [CCXLVIII]. Но если отвлеченное мышленіе требуетъ н?котораго ограниченія и подавленія чувственности съ ея разс?ивающимъ вліяніемъ, то особенно это требуется для умнаго созерцанія и умной, или духовной молитвы, т?мъ бол?е что предметомъ ихъ служитъ существо нечувственное, высочайшее, свят?йшее, безусловное. Такой объектъ созерцанія
