„Кроткий язык – древо жизни, но необузданный – сокрушение духа', говоритъ премудрый Соломонъ [DCCCXCIX]. Вообще, благочестивое молчаніе и жизнь безмолвная могутъ служить наилучшимъ средствомъ къ пресп?янію въ духовномъ совершенств? и къ возрастанію внутренняго челов?ка. „Безмолвіе нива Христова, плодоносная, плоды приносящая благіе', говоритъ св. Ефремъ Сиринъ [CM]. Таково вообще свойство доброд?телей христіанскихъ и совершенствъ духовныхъ, что он? всего бол?е любятъ зачинаться, расти и созр?вать въ тайн? сердца челов?ческаго, и ч?мъ глубже корень ихъ и сокровенн?е во внутренней жизни челов?ка, т?мъ и самыя доброд?тели бываютъ выше и плодовит?е. Ап. Петръ поставляетъ даже молчаніе отличительною чертою внутренней жизни челов?ка: „и потаенный сердца челов?къ, говоритъ онъ, въ неистл?ніи кроткаго и молчаливаго духа' [CMI].
Но подвигъ молчанія представляется несообразнымъ съ природою челов?ка, какъ существа разумно словеснаго. В?дь, въ самомъ д?л?, каждый можетъ собственнымъ опытомъ уб?диться, какъ несродна и тяжела намъ жизнь уединенная, въ отчужденіи отъ всякаго сообщества съ подобными намъ людьми. Такъ что, кто обрекаетъ себя на безмолвіе, тотъ, повидимому, оставляетъ въ небреженіи даръ Божій и д?лаетъ насиліе надъ своей природой. Но, съ другой стороны, если оно было вовсе противно требованіямъ и законамъ земной нашей природы, – его и въ такомъ случа? можно было бы оправдать высшими нравственными ц?лями, требованіями и законами, которыми челов?къ преимущественно и долженъ управляться. И естественный разумъ внушаетъ низшія земныя требованія природы подчинять высшимъ, духовнымъ, удовлетворяя первымъ столько и тогда, сколько и когда он? служатъ къ достиженію нравственнаго совершенства, сов?туетъ также нер?дко, для этой ц?ли, вовсе отказывать н?которымъ низшимъ требованіямъ, а въ н?которыхъ случаяхъ повел?ваетъ даже самую жизнь земную приносить въ жертву доброд?тели. Христіанство же т?мъ бол?е запов?дуетъ покорять плоть духу, земное – небесному, такъ какъ духъ и основаніе всего христіанства состоитъ въ самоотверженіи, по которому челов?къ – христіанинъ долженъ отречься всего себя, – со вс?ми требованіями гр?ховной своей природы, для воли Божіей и собственнаго спасенія. Поэтому, св. столпники, избиравшіе молчаніе, какъ средство къ высшему духовному совершенству, поступая н?которымъ образомъ вопреки земной природ?, въ тоже время д?йствовали вполн? сообразно съ высшимъ предназначеніемъ и въ дух? истиннаго христіанства. Они то, можно сказать, прямымъ образомъ осуществили въ своей жизни то, что сов?туетъ Спаситель касательно управленія естественными требованіями и органами т?лесной нашей природы. „если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну' [CMII]. Впрочемъ молчаніе им?етъ н?которое основаніе и въ челов?ческой природ?. Если въ челов?к? есть естественная потребность и стремленіе бес?довать съ подобными себ?, то ему равно естественно, по временамъ, заключаться въ себя и бес?довать только съ самимъ собою, внутренно – въ тайн? своихъ помысловъ. Отсюда вс?мъ, бол?е или мен?е, свойственна скрытность, склонность къ уединенію, и такъ сказать, къ самособес?дованію. Поэтому, и собес?дованіе и молчаніе равно естественны челов?ку и въ словесной д?ятельности его обыкновенно см?няются одно другимъ. Даже можно сказать, что основаніе безмолвія въ природ? челов?ческой лежитъ еще глубже. Если потребность собес?дованія съ подобными себ? вытекаетъ изъ предназначенія челов?ка для жизни общественной, то безмолвіе, или, что тоже, самособес?дованіе, основывается на томъ, что, онъ долженъ жить въ себ? и съ собою; но, очевидно, челов?къ всегда ближе къ самому себ?, нежели къ другимъ. Въ н?которыхъ людяхъ эта наклонность къ безмолвію и самособес?дованію, д?йствительно, беретъ весьма зам?тный перев?съ надъ потребностью бес?довать съ другими, такъ что они чаще и наибол?е любятъ жить въ себ? и неохотно прерываютъ свою внутреннюю тайную бес?ду, чтобы предаваться собес?дованіямъ общимъ. Вотъ уже и естественный переходъ и начальный шагъ къ постоянному безмолвію. И съ этой точки зр?нія безмолвіе св. столпниковъ не можетъ казаться страннымъ, противоестественнымъ.
Дал?е, молчаніе св. столпниковъ можетъ представляться противнымъ обязанности челов?ка-христіанина – назидать и ут?шать братій своихъ словомъ. Въ самомъ д?л?, бываютъ случаи, когда нужно преподать сов?тъ и ут?шеніе страждущему, вразумить неопытнаго, обличить заблуждающагося и упорнаго, – вообще, послужить словомъ польз? ближняго. Подвижникъ молчанія, повидимому, отрекается отъ исполненія этой спасительной, по своимъ д?йствіямъ, обязанности. – Но, в?дь, св. столпники только временно отрекались отъ этой обязанности, и безъ сомн?нія потому, что, глубоко смиряясь, признавали себя недостойными учить [47], а тщательно занимались самоисправленіемъ и заботились только о томъ, чтобы опытомъ жизни самимъ научиться д?ятельному благочестію. Притомъ, какъ изв?стно, столпники не всегда безмолвствовали, а поучали народъ, да кром? того сама ихъ жизнь была внятнымъ и многознаменательнымъ урокомъ для разумныхъ. Въ самомъ д?л?, какъ поучительно было вид?ть челов?ка на земл?, н?которымъ образомъ уже не принадлежащаго земл?, своимъ постояннымъ пребываніемъ въ себ?, внутреннею и вн?шнею тишиною и всегдашнимъ самообладаніемъ разительно изобличающаго разс?янность міролюбцевъ, необузданность страстей и вождел?ній.
ГЛАВА IV Проявленіе cозерцательнаго аскетизма въ „столпничеств?'. Самосозерцаніе cв. столпниковъ, или стремленіе къ cобранноcти духа и къ cамообличенію cвоей гр?ховноcти.
Въ связи съ уединеніемъ и молчаніемъ св. столпниковъ стоитъ другой видъ аскетическаго столпническаго упражненія – созерцаніе, къ которому молчаніе служило лишь подготовительною ступенью. Подъ созерцаніемъ въ области религіозно-нравственной жизни вообще разум?ется такая д?ятельность духа, всл?дствіе которой нам?ренно долго останавливается мысль и размышленіе на предмет? религіознаго значенія. Такими предметами могутъ быть: самъ Богъ, божественное откровеніе въ священномъ писаніи, природ? и исторіи или же самъ челов?къ въ его настоящемъ и будущемъ (жизнь и смерть). Уже въ языческомъ мір? религіозное созерцаніе занимаетъ видное м?сто среди предметовъ, принадлежащихъ къ сфер? аскетической д?ятельности. Пи?агорейцы упражнялись въ созерцаніи, которое сопровождалось у нихъ молчаніемъ и самымъ строгимъ самоиспытаніемъ, то же самое встр?чаемъ у стоиковъ, которые высоко ц?нили созерцаніе: неоплатоники созерцаніе Божества считали высшею обязанностію разумнаго челов?ка. Св. столпники, уединяясь и пребывая въ молчаніи, „душу свою направляли къ небеснымъ; по выраженію церковной п?сни [CMIII] умъ ихъ виталъ въ горнемъ [CMIV]. Съ мыслью о Бог? у св. столпниковъ неотлучна была и мысль о своемъ сердц?, которое они тщательно охраняли отъ всякихъ даже помысловъ. Св. Симеонъ Дивногорецъ „соблюдаше себе отъ помышленій находящихъ' [CMV], и вс? другіе св. столпники, естественно, заботились о томъ же. Но такъ какъ они, прервавъ всякія связи съ людьми, предоставлены были самимъ себ? и водительству собственнаго разума и легко могли подвергнуться опасности впасть въ мечтательность, т. е. въ такое состояніе, въ которомъ челов?къ д?лается открытымъ для искушеній, то они должны были сл?дить за собою для того, чтобы не разс?яваться множественностію вещей міра сего, чтобы подвергнуть искусу собственное сердце и сд?лать его способнымъ къ размышленію о Бог?, къ молитвенному обращенію къ Богу. Отсюда естественно являлось у нихъ самосозерцаніе, которое есть д?ятельность размышляющаго ума, направляющаго свои взоры на собственное свое я.
Въ этой форм? созерцаніе, какъ собранность духа, какъ стремленіе къ самоиспытанію и самонаблюденію и сопровождало аскетическую жизнь св. столпниковъ. Житія ихъ не говорятъ подробно и разд?льно о томъ, какъ происходило самосозерцаніе у св. столпниковъ, носило ли оно систематическій характеръ и совершалось ли по изв?стнымъ правиламъ и въ изв?стное время, хотя можно изъ описанія уставовъ столпническихъ отчасти догадываться о предметахъ созерцанія и о времени созерцанія: св. Симеонъ первый съ утра до 9 часовъ вечера молился Богу; посл? 9 час. до солнечнаго захода занимался чтеніемъ божественныхъ книгъ и писаніемъ; по заход? солнца снова начиналъ молитву, которую продолжалъ всю ночь до зари. „Св?тающу же дню, повел?ваше сну, аки рабу, да приступитъ къ нему мало'; посл? немногаго отдыха снова начиналъ свое молитвенное правило [CMVI]. Св. Симеонъ Дивногорецъ держался такого же почти порядка
