и потомъ уже восходили на столпы.
И св. юродивые, зам?тимъ, тоже не сразу вступали на подвигъ „юродства', а приготовлялись къ нему. Такъ, св. Симеонъ (21 іюля) приготовилъ себя къ „юродству' пустыннымъ безмолвіемъ и пошелъ въ міръ тогда, когда уже не чувствовалъ нападковъ со стороны низшей чувственной своей природы. Когда же св. юродивые и св. столпники вступали на путь высшаго аскетизма, то они стремились увеличивать вн?шніе подвиги самоумерщвленія, присоединяя къ нимъ и внутреннюю борьбу съ помыслами, чтобы путемъ вн?шне-внутренней борьбы съ гр?хомъ достигнуть созерцанія и самосозерцанія; свойство же духовныхъ подвиговъ, по ученію св. Макарія Египетскаго [MCXXX], таково, что оно способно вызывать алчбу и жажду другихъ, еще трудн?йшихъ: ч?мъ больше подвижникъ упражняется въ подвигахъ самолишенія, т?мъ сильн?е чувствуетъ въ себ? жажду большихъ и высшихъ подвиговъ. Эту жажду подвиговъ можно удовлетворять только новыми, еще трудн?йшими подвигами. По м?р? удовлетворенія ихъ, жажда подвиговъ еще бол?е возрастаетъ, и требованія ея становятся еще сильн?е и сильн?е. Возрастающая сила жажды требуетъ и непрерывно возрастающихъ подвиговъ духовной жизни. Отсюда понятно, почему св. юродивые и св. столпники увеличивали постепенно подвиги самоумерщвленія. Они прекрасно знали, что сколько бы ни усовершались и какого-бы они ни достигали совершенства, все-таки они чувствовали, какъ мы говорили раньше, безконечное разстояніе отъ своего высочайшаго образца Бога и потому потребность умерщвлять себя становилась для нихъ очевидною, такъ какъ, гд? и когда могли бы они, съ полнымъ сознаніемъ своей справедливости, прекратить свои подвиги.
Въ виду этого св. столпники и св. юродивые постоянно упражнялись (?????, ехегсео – упражняюсь) въ служеніи Богу, въ д?л? нравственнаго усовершенствованія самихъ себя путемъ различныхъ духовныхъ подвиговъ въ ц?ляхъ развитія нравственной свободы своей личности. Ho изнуреніе себя трудными духовными подвигами многимъ представляется сумасброднымъ. Такой взглядъ происходитъ онъ неправильнаго пониманія аскетизма, подъ именемъ котораго разум?ютъ упражненія подвижника или монаха, называемаго аскетомъ, въ д?лахъ, ведущихъ къ самоумерщвленію плоти. Такое понятіе объ аскетизм? и объ аскет? слишкомъ односторонне. Подъ именемъ аскета надобно разум?ть всякаго христіанина, употребляющаго т? или другія средства въ борьб? съ гр?ховными влеченіями своей плоти, a подъ именемъ аскетизма – совокупность вс?хъ т?хъ характеристическихъ средствъ, помощію которыхъ христіанинъ поставляетъ себя на путь доброд?тели. Аскетизмъ и доброд?тель – въ н?которомъ род? понятія, совпадающія одно съ другимъ по своему содержанію. У св. отцевъ подъ аскетизмомъ понимается сознательное и ц?лесообразное прим?неніе т?хъ средствъ, которыя вели къ доброд?тели. Аскетизмъ, значитъ, есть такое упражненіе, которое вело къ достиженію нравственнаго совершенства, къ осуществленію идеала доброд?тели въ д?йствительной нравственной жизни, a аскетическіе подвиги суть проявленія сильнаго религіознаго чувства, одушевлявшаго подвижниковъ, доказательства зам?чательной, неподражаемой энергіи ихъ религіознаго духа. Эти обстоятельства опускаются изъ виду противниками аскетизма и аскетическихъ подвиговъ, и потому въ своихъ сужденіяхъ ? нихъ писавшіе объ аскетизм? впадаютъ въ ошибки.
Познакомимся кратко съ мн?ніями объ аскетизм? Стоюнина [MCXXXI], Энгельгардта [MCXXXII], Скабичевскаго [MCXXXIII], Розанова [MCXXXIV] и проф. Гусева [MCXXXV]. Вс? они отчасти касались въ своихъ статьяхъ „юродства' и „столпничества'.
Г. Стоюнинъ говоритъ, что аскетизмъ д?лаетъ жизнь челов?ка слишкомъ печальною: жизнь веселая, довольная, пріятная, представляется какъ пом?ха къ христіанскому совершенству; аскетизмъ, по словамъ Энгельгардта, не знаетъ любви и привязанности: „любовь къ челов?честву, говоритъ онъ, у аскета выражается лишь пропов?дью ненависти къ жизни и міру и въ призыв? погрузиться въ безстрастіе'. Надо им?ть въ виду сл?дующее: христіанинъ, в?рующій, что истинная жизнь начинается для него за пред?лами гроба, можетъ не слишкомъ дорожить удовольствіями настоящей жизни.
Дал?е, г. Стоюнинъ говоритъ, что аскетизмъ не практиченъ, такъ какъ даетъ полный просторъ кулачному праву и всякаго рода неустройствамъ въ общественной жизни. Эту мысль Стоюнинъ подтверждаетъ такъ [83]: „въ в?къ насилія русскому челов?ку говорятъ: вс?хъ благодари, въ скорбяхъ терпи, ко вс?мъ смиренъ будь; въ в?къ неправды онъ слышитъ: плачь ? согр?шающихъ, a не осуждай, не оправдывай никогда себя, a испов?дуй себя гр?шнымъ передъ Богомъ и людьми; въ обществ?, гд? умъ не научился сдерживать страсти, въ сознаніи своего челов?ческаго достоинства, гд? не существуетъ уваженія къ личности, онъ слышитъ сов?ты: укоряемъ будь, a не укоряй, біенъ будь, a не бей, обидимъ будь, a не обижай. Во вс?хъ этихъ сов?тахъ челов?къ беззащитно отдается въ жертву насилія, обидъ, оскорбленія, неправды, обмана, безъ всякой попытки оградить свою личность отъ покушеній на нее чужого эгоизма и чужой страсти. Спрашивается – ч?мъ же долженъ сд?латься челов?къ, сл?дующій подобнымъ сов?тамъ въ тогдашнемъ обществ?? возможно-ли съ такимъ идеаломъ явиться д?ятелемъ? такой челов?къ сд?лался бы забитымъ, ничтожнымъ, юродивымъ въ жизни'.
Достаточно припомнить слова Спасителя: блажени кротцыи, яко тіи насл?дятъ землю, чтобы опровергнуть эти заключенія.
Энгельгардтъ аскетизмъ опред?ляетъ, какъ самоистязаніе духа, какъ стремленіе къ тому, чтобы стать сверхъчелов?комъ [84], какъ плодъ сомн?нія, скептицизма, какъ виртуозное искусство, какъ систему поведенія, съ мелочною пунктуальностью, обставленную множествомъ ухищренныхъ правилъ. Аскетизму, по его мн?нію, учатся, какъ гимнастик? и акробатству. Онъ есть порожденіе бол?е закона, нежели благодати. „Прочтите, пишетъ Энгельгардтъ, дв?, три страницы подвижническаго устава и вы уб?дитесь, что его писала старость, лицо которой всегда печально: не коснись, не взгляни, не помысли – постоянно стучитъ въ мозгу аскета. Аскетизмъ, потому, не знаетъ любви и привязанности. Любовь къ челов?честву у аскета выражается лишь пропов?дью ненависти къ жизни и міру и въ призыв? погрузиться въ безстрастіе. Аскеты прививали обществу одно только вн?шнее самоотверженіе, способность примиряться съ всякимъ строемъ, ограничивать свои потребности до minimum'a, спать на голой земл?, ходить въ рубищ?, терп?ть и не роптать, быть одеждой, которая ? томъ не размышляетъ, если разорвутъ ее и въ тряпки' [MCXXXVI].
Подобный взглядъ на аскетизмъ у г. Энгельгардта сложился, в?роятно подъ вліяніемъ того, что онъ недостаточно вникнулъ въ духъ аскетическихъ твореній, который можно представлять въ сл?дующемъ вид?: христіанинъ причастникъ званія небеснаго [MCXXXVII], сонасл?дникъ Христу [MCXXXVIII], жилище св. Духа [MCXXXIX], чадо Божіе [MCXL]. Званіе это налагаетъ на христіанина великія обязанности, которыя т?мъ священн?е, ч?мъ выше права, даруемыя ему его званіемъ. Первая обязанность – подражаніе Богу, какъ Отцу и вторая, любовь къ Нему. Такъ какъ любовь обязываетъ христіанина ходить по запов?дямъ Божіимъ [MCXLI], то очевидно, что вторая обязанность, сопряженная съ званіемъ христіанина, есть исполненіе Закона Божія. Чтобы быть достойнымъ своего званія онъ естественно долженъ въ точности выполнить об? эти обязанности. Но какъ ихъ возможно выполнить? изв?стно, что Богъ – полнота совершенствъ, изв?стно также, что челов?къ ограниченъ и по своей природ?, очевидно, не можетъ быть вполн? совершеннымъ, но изв?стно и то, что онъ им?етъ способность подвигами духовной жизни восходить выше и д?латься совершенн?е, становиться ближе къ Богу и бол?е ему уподобляться [MCXLII]. Но такъ какъ онъ на земл? не въ состояніи достигнуть совершенства, то онъ обязанъ естественно, сколько возможно, приближаться къ совершенству, простираясь въ предняя [MCXLIII]. Приближеніе это можетъ достигаться путемъ исполненія запов?дей, но не механическимъ и притомъ временнымъ исполненіемъ той или другой запов?ди, а непрерывнымъ для того, чтобы пріобр?сти навыкъ жить и д?йствовать согласно съ требованіемъ закона и достигнуть, наконецъ, до того, что жизнь свою поставить въ соотв?тствіе съ закономъ Божіимъ. Въ силу этого обстоятельства христіанинъ долженъ приневоливать и принуждать себя къ исполненію запов?дей Божіихъ [MCXLIV], соединенному, естественно, съ н?которыми самолишеніями. О томъ, какъ могли зарождаться аскетическія идеи въ душ? подвижника весьма ясно говоритъ св. Василій Великій. Вотъ какъ онъ объясняетъ зарожденіе въ себ? аскетизма: „много времени, говоритъ онъ, я потратилъ на суету и всю почти юность свою потерялъ
